Генерал

Если барсуки плохо справлялись с лаской (Фераго). То с волками, хм, было бы даже очень интересно посмотреть. Вернее почитать.

У меня никаких проблем

Было бы прекрасное противостояние тех же барсуков и волков

Кто знает. У автора бы мыши одной левой с ними расправились

Ну, это была бы новая захватывающая книга

Поверьте, я могу написать такое в стиле кровяка, что читателям бдет невесело. но не буду в виду морально-этических правил Всё равно, на войне все средства хороши

Мне их тоже жалко. Но если поставить себя на место добряков - то ты бы собирала ромашки, нет ведь, я права?

Если садизма бы не было, то добрякам действительно - надо было ручки кверху сложить и по очреди идти к хищникам на расправу. Они защищали свою жизнь - а в самосохранении иногда можно переплюнуть любые меры.

Хм, характер показан сзади, как это ни транно. Необычно, да. Вот и смотрится интересно

Все дам с праздникм (И себя конечно же)!

Свободное творчество, праздники.

У меня вот какая ситуация - когда могу зайти каждый день, а когда и на неделю уйти по каким-то причинам (типо отдыха, напряжённой недели), но неделя - самое максимальное. А так почти всегда, благо такие недели бывают редко-редко.

А если посещаемость может не всегда быть раз в день или два - кандидатура отвергается?

На Фераго и не подумаешь, что он - злодей. Зачётная работа!!!

Глава третья По этой подробной карте, разборке которой он посвятил полчаса, и определил, куда надо идти. Свернув в трубочку это драгоценное сокровище, и теперь совсем уже без денег, Николас побрёл дальше по площади, но, уже имея хоть какое-то представление, куда он идёт. Свернув с площади на какую-то улочку, он остановился. На миг призадумался и вновь открыл свой свёрток, внимательно изучая названия, подписанные на немецком языке. Дикая боль раздалась в желудке, Николаса чуть не свернуло в три погибели от голода. Надо срочно что-то делать. Вот только где, и самое интересное – как? Думая над этими вопросами, он пришёл к выводу, что стоя на улице уж точно не решит эти проблемы. А если идти куда-то? Есть ли смысл? Потоптавшись на месте, и ничего не решив, Николас вновь сунул карту под мышку и пошёл вперёд. Не пройдя и нескольких шагов, вновь замер. Следует добавить, что слух Николаса обладал особой чувствительностью, простые шорохи для него звучали как раскаты грома, он прекрасно видел в темноте, порой не переносил яркого света и криков. Его уши мгновенно уловили обрывки какой-то песни и военного марша, постепенно приближающиеся шаги большого количества народа. Постепенно до него дошло, что это строй солдат куда-то просто идёт и распевает старинную немецкую песню. Николас долго стоял на одном месте, не замечая никого и ничего вокруг. Он закрыл глаза и резко провалился в какой-то ранее неведомый, неизвестный ему мир. Звуки песни австрийской армии, шаги людей, разговоры, всё это плавно исчезло, в ушах встала мертвая тишина. Сознание отключилось полностью от внешнего мира. Хотя Николас прекрасно осознавал, что это полёт воображения. Провал в него сопровождался яркой, ослепительной вспышкой, резко вставшей пред глазами и затмившей всё происходящее вокруг. Перед глазами заплыли далёкие картины, явно выцарапанные откуда-то из закоулков памяти, но чем-то напоминающие реальные. Открыв очи, Николас очутился где-то далеко-далеко. Белая полоса, яркая и ослепительная, встала вместо изображения. Затем стало черным-черно. Картинка была размытой, лишь потом, постепенно, стала приобретать чёткость. Звуки какой-то песни раздавались издалека, здорово отличавшейся от той, что слышал Николас от австро-венгерской армии. Холод пронзил всё тело от кончика носа и до пят. Леденящий ветер кружил над пустым городом, подбрасывая вверх всякие небольшие и лёгкие листья. Изредка в городе появлялись люди, но они исчезали мгновенно, как и появлялись. В лужах на земле отчётливо отражалось пасмурное небо, передающее что-то неприятное. День был на грани дождя. Тучи вдали приобретали синеватый оттенок, а это уже ни о чём хорошем не говорило. Ветер резко подул в сторону Николаса, ему пришлось зажмурить глаза от такого порыва, слёзы встали в глазах от этого вихря. Впереди простиралась огромная, унылая панорама. Осень на исходе. Пожелтевшая, мокрая трава, можно сказать, гниющая и чавкающая под ногами. Деревья, обнажённые, стояли вокруг. На их ветках редко можно было встретить листочки. Все уже упали… Картина стала чётче, и он понял, что стоит на каком-то балконе. Перед ним стояло два человека, с любопытством обозревавших этот загадочный и грустный пейзаж. Осторожно Николас подошёл ближе. Он увидел высокого статного мужчину, с крестом на шее, - священник. А возле него стояла молоденькая девушка с чёрными, выразительными глазами. Одета на ней была какая-то лёгкая накидка, но ей Николас уделять внимание не стал – бессмысленно. Зато его взгляд был прикован к рукам девушки, где он увидел младенца. Глаза удивлённо распахнулись, потом вновь остановились на этой паре. Да, это были его родители! Глубокая пора младенчества, которую он сам, естественно не знал и не имел представления о ней. Память хранила все мельчайшие детали, о которых можно только догадываться. Вновь подул ветер, срывая одежду с плеч, и на миг утих. Звуки одинокой песни постепенно приближались, а вместе с ней и какой-то гул. Кто-то шагал вдали. На заднем плане, ставшем чуть чётче, заплыли фигуры солдат, приближающиеся к тому самому дому, небольшому и старому, как мир, на балконе которого стоял Николас. Взгляд его скользнул на младенца, который, не смотря на холодный ветер, открыл ещё беззубый рот и радовался жизни, и даже этому холодному сквозняку, и этим приятным влажным рукам матери, обнимающей его. Армия приблизилась, а вместе с ней и знаменитый военный марш. А внизу полки – идут, идут, идут! Чётко звучит военный марш, в ногу, ровным строем движутся они вперёд. Куда идут? Зачем идут? Ветер рвал с них шинели, но их лица были словно каменные, не выражающие никаких абсолютно чувств. Это русская гвардия возвращается из лагерей на зимние квартиры. Россия… Это ведь было так давно, что наверняка не должно быть подвластно воспоминаниям. Он бы и не знал, что родился в этой стране, если бы ему не рассказали. Воображение, однако, смогло исправить эту ошибку. Хотя вряд ли это можно было назвать воображением. Картинка словно черпалась из какого-то невидимого ядра, откуда обычно берут идеи, вдохновение. Издалека колышется длинная полоса колющих и острых штыков, которые случайно пробившийся сквозь тучу луч, освещает и придаёт им неповторимый зловещий блеск. Буйствуя, ликовала военная музыка. Вровень с окнами вторых этажей (они стояли на третьем), раскачивались на ветру боевые штандарты и знамёна русской боевой славы, становившихся особенно ядовито-яркими, когда на них попадало солнце. А потом вдруг ударили звончатые тарелки, трубачи в бронзовых наплечниках, гарцуя на белых конях, пропели на горнах щемяще-тревожно. - Ага! – как-то нараспев сказал отец. Он знал все эти полки наизусть, как и Библию. – Это конная артиллерия, полк, трубы в котором из чистого серебра, полученные за Аустерлиц, за Бородино, за Плевну… При последнем слове он как-то невольно осёкся и замолк. И было, по каким причинам! Это была прошедшая совсем недавно война – за освобождение братьев славян от четырёхсотлетнего ига от Турции. Это всегда отдавалось в сердце болью – Сербия была всегда Родиной, и она многое значила в сознании всех троих людей, стоящих здесь, именно ей посвящались сны и раздумья, потому что она – Родина. Пусть Родина и там, где человеку хорошо, но зачастую это слово «хорошо» связано именно с родными краями. Правда, Николас настолько долгое время прожил в своей Сербии, после того, как семья иммигрировала из России, что он уже только её считал своей Родиной, в то время как эта великая страна с её бескрайними просторами осталась в памяти какой-то загадочной, полной тайн и так и не раскрытой. — Узнаю курносых — павловцы! А вот и преображенцы — краса и гордость лейб-гвардии, вологодские Гулливеры… - продолжает вещать отец. Но кому он говорит? Ветру? Себе или тому маленькому смышленому младенцу, который с очарованием смотрит на мир? Шестёрки могучих першеронов увлекали лафеты за повороты улиц. С тихим шелестом шагов, словно торопясь куда-то, под ними двигались низкорослые крепыши в белых рубахах, и все они были в сапожках из ярко-алого хрома. - Как будто сапоги вымазали в крови! – прошептала мать, крепче прижимая к себе младенца. Ей было как-то страшно. - Апшеронцы, милая, - вновь поясняет отец, словно был какой-то ходячей энциклопедией. Раньше ему доводилось быть полковым попом, что отчасти и объясняло знания. – Это в битве при Кунерсдорфе – стояли они по колено в крови. И выстояли! Войска прошли под окнами, стали медленно удаляться вдаль. Улица сразу стала скучной, унылой. Возникло ощущение, что на ней уже давно никто не живёт и ничего не происходит. Медленно картина стала расплываться, и постепенно Николас возвращался в реальный мир, полный не меньшей загадочности, чем этот. Видение было настолько реальное, что первые несколько секунд, как Николас пришёл в себя, он не мог понять, что с ним только что было – сон или реальность? Как-то это пугало внутренне. Резко он открыл глаза. В уши ударил городской шум, послышались чьи-то разговоры, шаги. Он вновь оказался в водовороте этого города. В глаза ударил яркий, ослепительный свет, который потом сменился привычной картинкой перед глазами, словно он и не покидал этот мир несколько минут назад. Видение долго не выходило из головы, но, в конце – концов, оно растаяло, и к Николасу вновь вернулась память, которая и сообщила ему, что воспоминание лишь только воспоминание, пусть и похоже на реальность. Он вновь стоял на маленькой улочке Праги. Окончательно придя в себя, Николас прошёл несколько шагов. Он давно привык к подобным странным явлениям. Они преследовали его с детства. После умственного напряжения он начинал страдать от странного нарушения – появления чётких видений, сопровождающихся световыми вспышками, что, можно сказать, свойственно людям, обладающим парапсихологической мощью. Сильные вспышки покрывали картины реальных объектов и попросту заменяли мысли. Причём они могли застать где угодно и когда угодно, если до этого происходило какое-то умственное напряжение. Путешествие в этот мир впечатлений всегда сопровождалось яркой, ослепительной вспышкой наподобие той, что он видел недавно. Николас видел таких же, как он, или любой из нас, людей, он путешествовал по странам, заводил знакомства. Просто фантазировал. И всё благодаря этой особенности. Сильные вспышки света покрывали картины реальных объектов, и порой Николас не мог определить, где фантастика, а где реальность. Они заменяли его мысли, погружали в неведомую среду, реалистичные изображения сцен и предметов имели свойство действительности, настолько были схожи с реальностью, что их нельзя было отличить. Хотя сознание всегда подсказывало, что это – лишь видения. Эти новые ощущения пугали всю сущность. Разве такое может быть? Да это почти невозможно! Вполне ясно Николас отличал эти картины от воображаемых. Видения возбуждали его нервы, вдруг появлялись ночью совершенно реально и продолжали сохраняться даже тогда, когда он пытался убрать их руками. Чтобы избежать этих видений и мук, Николас старался переключаться на сцены из ежедневной жизни, и так возвращался вновь в реальность. В конце – концов, он исчерпал все знакомые ему картины дома и из ближайшего окружения. Пытаясь отогнать все эти призраки сознания, Николас заметил, что обычная жизнь терпит поражение, уступая место реальности этих видений, которая становилась всё вернее. Инстинктивно, он начал совершать экскурсы за пределы своего маленького мирка, в котором он жил. Вскоре Николас увидел новые сцены. Вначале последние были довольно туманны и убегали при попытке сосредоточиться на них, но потом их удавалось задерживать. Сцены приобретали силу и ясность, сделались конкретными, как и подлинные предметы. Это могли быть чьи-то воспоминания, просто мысли, огромный, неисчерпаемый источник, всего того, что обычно скрыто от глаз простого человека. Как вскоре выяснилось, что лучше всего он чувствует себя именно тогда, когда расслабляется и даёт волю своему воображению. Тогда к нему приходили блестящие идеи, до этого уж никак не появлявшиеся. Постоянно появлялось что-то новое, незыблемое, и так начинались ментальные путешествия. Каждую ночь, а иногда и днём, оставаясь наедине с собой, остправлялся Николас в неведомые места. Куда он попадёт в следующий раз, он не знал и не догадывался, отчего было ещё интереснее. Фантазия влекла дальше и дальше, открывая неведомые завесы тайн, показывая то, что никому бы в голову не пришло. То и дело возникали новые эмоции, чувства, мысли. Николас сразу понял, что погружаться в свои ментальные путешествия получается именно тогда, когда он задумывается, уходит в себя – мозг автоматически отключался от внешнего мира и переносил в другой. В состоянии расслабленности, перед тем, как впасть в сон, так же приходили интересные видения. Закрыв глаза, Николас прежде всего замечал тёмный однотонный голубой фон, наподобие ясного беззвёздного неба. Затем всё это покрывалось яркими цветными кругами, которые вибрировали, перемещались, переливались всеми цветами радуги. Линии становились светлее, изображение начинало покрываться точками мерцающего света. Постепенно, всё становилось чётче, пока не приходило в состояние действительности. Каждая ночь была для Николаса не менее важна, чем день. Зачастую именно тогда вместо обычных снов он попадал в другой, красочный мир, и он был ему дорог не меньше, чем родной дом или семья. К нему приходили в этот момент самые блестящие идеи и свершения. Тогда он вызывал к себе какое-то вдохновение. Все эти миры были столь же интенсивны в своих проявлениях. Потихоньку он открыл ещё одно свойство своего странного разума. То, что он мог путешествовать по миру, находясь у себя в комнате, - ему показалось мало. Николас вскоре обнаружил, что может в таком состоянии, прямо в видении, экспериментировать. Он мог черкать на листах какие-то задачи, и в итоге решив их, без ущерба переносить на бумагу, как только решит их. Семья учила экономности. А это свойство позволяло экономить по-чёрному. Николас мог беспрепятственно совершать в видениях то, чего не мог сделать наяву, от того они и стали для него очень важными, как и реальный мир. Порой это успокаивало. Но подчинить эти вспышки себе он так и не научился. Поэтому он никогда не знал, где они застанут его в следующий раз. От мыслей Николас вновь решил вернуться к реальности. Среди потока голосов, бытовавших на этой маленькой улочке, резко выделились пара мужских и дерзких. Повернув голову, Николас мгновенно увидел, как в конце улочки, что плавно перерастает во что-то большее, мельтешат несколько людей. Это сразу как-то заинтриговало сознание, и горя простым любопытством, он решил подойти поближе. Любопытство порой вершит большую часть дел, на которые невозможно было решиться и настолько запутывает в хитросплетениях, что порой не все выпутываются. Видение растворилось и окончательно исчезло в закоулках памяти, вновь дожидаясь своего звёздного часа, боясь его упустить. Николас уже и забыл про него, думая только о том, что успело ухватить его зрение. Он быстрой, мельтешащей походкой оказался рядом с местом события. Взору открылась довольно интересная картинка: Возле улицы стоял большой автомобиль, возле которого возились в отчаянии три человека. Поспорив друг с другом о чём-то (слов Николас не расслышал), они перешли на более высокие тона, а потом кто-то открыл капот, после чего в злости махнул рукой. На человеке, потерявшем всякое терпение, была простенькая рубашонка, в некоторых местах чем-то испачканная. Был он небольшого роста, но глаза сияли какой-то злостью и одновременно осознанием собственной правоты, которую никак не докажешь другим - остальным стоящим тут людям. Смотря сверху - вниз на маленького, копошащегося и нервного человечка, другой всем взглядом пытался показать заинтересованность в этом предприятии, но выражение показывало скуку – выдавало его! Протянув басом что-то, крепкий и высокий человек с нахмуренными бровями начал приводить в доказательство своей правоты какую-то теорию, что ещё больше взбесило маленького человечка, который в ярости топнув ногой, отсоединил что-то от капота, в злости отвернулся, столкнулся взглядом с Николасом и вновь вернулся к своему творению, пытаясь что-то доказать, яростно размахивая руками, тонкими, как прутья. Высокий человек закачал коренастой большой головой, и в доказательство своей правоты подозвал к себе другого человека. Спор длился долго, причём оба размахивали руками, как мельницы, в отчаянии жестикулируя. Тот, кого подозвали, сдвинул на лоб кепку, ударил себя ладонью по лбу, и думая, что он тут умнее всех, втихаря стал копаться в капоте автомобиля. По мере того, как голоса повышались, Николас понял, что это электромобиль они пытаются починить. От этого знания стало ещё интереснее, он подошёл ближе. Люди были настолько увлечены спором между собой, что, кажется, уже забыли, что на улице есть кто-то ещё кроме них. Вновь маленький человек топнул ножкой, изобразив неслыханный гнев, на что большой рассмеялся и, выхватив какую-то тетрадку, принялся что-то показывать и поучать. Это ещё больше взбесило зачинщика, который неожиданно обернувшись, увидел, как другой человек пытается починить причину спора. Маленький человек что-то заворчал себе под большой прямой нос, резко отстранил приглашённого, и думая о том, что его мнение – единственно верное, принялся сам колдовать над машиной. Попыхтев, поворчав, понял, что ему это не удаётся. И резко крикнул, что во всех бедах виноват именно высокий и большой мужчина, что это он испортил всё. И виноват в том, что он не может починить поломку. - По той теории, что нас учили, - с учительским тоном сказал маленький человек, стараясь надоесть, - такого быть не может и не должно. Большой человек промолчал, после чего сладко зевнул. Взгляд его упёрся на сам автомобиль. Машина имела чёрную, переливающуюся на свету краску, что создавало эффект глянца. Спереди здорово выделялись фары, которые непонятно для чего, горели во всю мощь, хотя на улице было довольно-таки светло. Большие колёса, в которых отчётливо различались спицы, ярко выделялись на фоне цвета автомобиля. Высоко поставленная крыша, через окна виднелись кожаные сидения. Всё, как положено. Запнувшись обо что-то, Николас, чтобы не упасть по инерции сделал два шага вперёд. Здание, вдоль которого он шёл, здорово контрастировало с другими домами Праги. Обшарпанное, с гигантскими окнами, похожими на пустые глазницы, а сама постройка глубоко устремлялась вверх, к небесам. Тротуар сам был небольшой, поэтому обойти автомобиль можно было, только выйдя на дорогу, благо тот стоял плотно к зданию. Николас поступил точно, следуя этой нехитрой инструкции. Он подошёл сзади, остановившись в нескольких шагах, боясь попасть под горячую руку кому-нибудь. Все трое мужчин разом склонились над капотом, что-то ворча и доказывая. - Да не мог он сломаться! – рявкнул сердито маленький человек, и для эффекта своей правоты, гордо провёл рукой по стоящим, как солома, волосам. Большой человек с выводом спешить не стал, и почесал в голове, искренне веря, что от трения пальца о волосы должно прийти решение. - Может ему просто зарядки не хватило? – выдвинул свою версию стоящий рядом человек, который был кроток на слова, зато скор на дело. – Эти электродвигатели – штуки такие, что только и жди от них чего-нибудь плохого. Сколько их уже сломалось за то время, что я работаю. - Ага! Но деньги нам платят ведь не за то, сколько их сломалось на нашем счету, а сколько мы починили. Нет, я думаю, причиной поломки стало другое. Не знаю, как сформулировать. Этот случай первый в моей практике. И вообще, надо бензиновые двигатели ставить, с ними меньше проблем, больше пользы. - Ну, ты, друг загнул! Тогда надо не газеты читать, а нормальные книги. От них тоже больше пользы, чем от первых, во! - Раз ты такой умный, вот тебе проводки, вот тебе двигатель, иди же, покажи нам свои умения, ты же тут умнее всех! Электротехник первого разряда! Как же, всё знаешь, всё умеешь! - Пять минут ты доказывал, что ты тут самый главный и работу над этим двигателем ты мне не доверяешь. А теперь меняешь свои убеждения. Хамелеон! – обрадовавшись точно подобранному слову, человек, словно чеширский кот, расплылся в улыбке. Вновь зашёл спор, который окончился тем, что оба стали расписывать недостатки электродвигателя, сравнивая его с бензиновым двигателем. Затем, так же плавно они перешли на ныне существующую тему, выливая всё зло на неё. Особливо переложив вину на хозяина автомобиля. Поняв, что может проворонить свой звёздный час, Николас встал за спиной большого человека и открыл было рот, как с пылом и жаром закричал тот, за чье спиной стоял серб. - Если от криков заработает двигатель, то ты сможешь получить солидную премию. Но, как видишь, усилия твои бесполезны. А от того, что ты переспоришь меня, он так же не заработает. - Ах так?! – взвизгнул маленький человек. –У меня опыта больше твоего, у меня есть стаж, я владею множеством наград, и я знаю, как его починить! Но у меня дрожат руки! - Дурак ты, - мудро заметил большой человек, глядя куда-то вдаль, за автомобиль. - Извините, - встрял Николас в разговор. Слово было сказано как-то неуверенно, боязливо, словно это приехал не молодой парень, готовившийся поступать в высший университет, а какой -то первоклассник, ещё и жизни не нюхавший. Большой человек медленно, театрально обернулся и взглянул сверху-вниз на человека с горящими глазами и неуверенностью в лице. Увидеть он явно ожидал какого-то маленького ребёнка, посему удивление заплыло на его лице, когда он увидел молодого серба. Многозначительно растянув лицо, создав выражение высшей понятливости, человек показал рукой вперёд, пропуская Николаса к своему давно назревшему в голове плану. - Это кто тут тявкает? – посмеиваясь, спросил маленький человек, смотря на Николаса. - С тобой не тявкает, а говорит… - начал грубо и мощно серб, но это привело в ещё больший хохот маленького человека, и он обнажил свои белые зубы. - Мальчик, милый ты наш, а ты случайно не ошибся улицей? В глазах Николаса засветилась злость. Большой человек и его приятель с интересом следили за происходящим. Уж больно их заинтересовал этот молодой человек в потёртом пиджачке. Он следовали логике – раз кто-то влез в разговор, значит, он знает что-то такое, о чём не знают все трое. Или просто выпендривается. Время покажет. - Господа, как я понял, у вас проблемы с электродвигателем? - У нас? – продолжал парировать маленький человек. – У нас нет никаких проблем. Они у хозяина автомобиля. Мы справимся вообще без посторонней помощи. Попрошу вас отойти, а то ещё испачкайтесь ненароком! У вас такие нежные ручки, не дай Бог испачкать. В голове Николаса уже была идея, и он не собирался по прихоти какого-то противного человека выбрасывать её из головы как ненужную. В голове встал чертёж из журнала, что находился сейчас под мышкой. По нему он изучил строение и принцип действия этого электродвигателя. Кажется, здесь такой же принцип. Отчего бы не проверить себя? Пусть это и будет выглядеть со стороны хвастовством, но на этом можно заработать деньги. Немалые деньги, на которые можно купить что-нибудь поесть – голод периодически напоминал об этом. После очередной рези в желудке Николас решил продемонстрировать себя этим незнакомым людям. - Я прекрасно разбираюсь в устройствах такого типа, как это. Кажется, я могу починить его. Дайте мне лишь заняться этим. - Кажется – крестись! – человек сунул себе в рот какую-то травинку и стал нервно его покусывать. – На каком основании мы должны тебе верить? Да кто ты такой вообще? На вид я дал бы тебе десятый класс школы. Что ты можешь знать об электродвигателях?! Ты, сопляк? Не поддаваться на провокации. Но как? Легче нейтрализовать раздражителя, а потом уже заниматься тем, что выгодно. Когда тот в очередной своей издевательской лекции выдвинул руку вперёд, жестикулируя ей, Николас мгновенно ухватил человека за запястье, потянул на себя и подставил подножку, после чего удивлённый человек шмякнулся подобно мешку муки на тротуар. Присев, он ещё долго не мог придти в себя – настолько это было неожиданным поворотом для него. Закрыв открытый от удивления рот, на человека нахлынула такая ярость, которую бы хватило, чтобы три раза опоясать земной шар. Самый кроткий участник спора, поспешил утихомирить маленького человека, а то иначе ремонтировать пришлось бы не только электродвигатель. А деньги, уж таковы они – их много никогда не бывает. - Не знал я, Витус, что тебя может уложить на тротуар даже простой студент. Правильно я говорю? - Я не совсем студент, - поправил Николас, - я только буду им в ближайшее время. - Сказано так, словно бы вы обязательно поступите, куда хотите. Хорошие перспективы, сударь. Говорите, поможете с электродвигателем? Он нам измучил весь Божий день. Милости просим. - А если он его испортит? – спроси сидящий на тротуаре человек. – То есть доломает? - Это кто там тявкает? – стал подражать Николас. - Остряк, - брезгливо сказал тот в ответ, - спорю на тридцать пять чешских крон, что этот молодой человек не сможет и на миллиметр продвинуться в том, чем занимались мы. У него нет никакого образования, а по книжечкам судить о своих способностях каждый может. Я по теории вообще отличником был. А вот – практика, это вообще другая наука… - Хорошо! – согласился на условия большой человек, достав пачку денег и, отсчитав из неё ровно тридцать пять крон. Молодой человек опешил. Он и забыл, что только что проговорился о том, что готов поспорить на всё что угодно. - Нет-нет! Я вас умоляю, к чему такая спешка? Я думаю он нам просто покажет пару новых приёмов, которыми мы не владеем, и как бы хватит. К чему лишние споры? Нам и так мало платят, - заторопился человек, отчаянно размахивая руками, что жесты его стали неподвластны невооружённому глазу – настолько быстро он махал руками. - Слово не воробей, - вылетит, не поймаешь! – сказал, как отрезал, большой человек. Маленький человек неторопливо поднялся с тротуара и лихорадочно принялся хлопать себя по штанам, стряхивая пыль, хотя последние и так были грязные ввиду грязной и длительной работы, которой он занимался. Всё ещё с какой-то опаской поглядывал он на Николаса, боясь, как бы тот не выкинул ещё что-нибудь подобное, из-за чего можно очутиться на брусчатке. - Я смотрю, молодой человек раньше чем-то занимался и имеет слабые нервы, - подметил человек, растягивая слова, слегка их напевая. – Господа, а почему ж именно тридцать пять крон? Я предлагаю снизить ставку ввиду морального ущерба, нанесённого мне. - Сам напросился. Али боишься проиграть какому-то смазливому сопляку, только вчера закончившему школу, а Витус? Ты же это пытаешься нам доказать, если я не ошибаюсь, - поддел удачно большой человек, явно находящийся на стороне Николаса. – Я очень удивлён, что этот молодой человек не растёр тебя по земле, как это водится у более сдержанных людей. Обзови ты меня, я думаю, кости бы ты свои ещё долго по всей Праге искал бы. - Странно, - протянул самый кроткий человек, - стоило Гаю куда-то отлучиться, и у нас тут же наступили проблемы. Неужели мы самые удачливые кандидаты в его компании? - Ха, улицу подмести ты всегда успеешь. Электротехников толковых сейчас почти нет – они на вес золота. Кто знает, может этот молодой человек именно тот, кто нам подходит? Николас открыл было рот, чтобы что-то добавить, но так и не найдя, чего, поспешно его прикрыл. Он привстал чуть в стороне, с интересом наблюдая за событиями, и смогут ли таки эти столь разные по характеру и складу ума люди, договориться о чём-нибудь. Единственное, что их объединяло, - это работа и деньги. Маленький человек, которого называли Витусом, ещё что-то сказал большому, но слов Николас не услышал, да и не слушал в принципе он этот разговор – его интересовало другое, как подступиться бы к двигателю, а то, чувствуется дело до него не дойдёт. Надо о себе как-то заявить. Но как это водится, всё уже сделано до нас. Сейчас этот принцип применил на жизни этот самый Витус. - Но у этого молодого человека нет образования! – опять стал искать оправдание униженный, но так не считающий маленький человек. - Ха, да будь у тебя хоть десять высших образований, я бы ни за какие гроши не взял бы тебя сюда – как был дуб дубом, так им и останешься. Иметь с тобой дело, всё равно что обретать себя заранее на поражение, - посмеиваясь, сказал большой человек, кося взгляд на Николаса. – Господин, вы не соглашаетесь на спор, который, вы уверены, выиграли бы в свою пользу? И при этом говорите, что вы самый рискованный человек? - Ах так?! – вновь взвизгнул Витус, - на, на эти свои тридцать пять крон, подавись ими! Оставь меня в покое! В этот момент Николаса вновь скрутило от голода, и он схватился за живот. Большой человек внимательно наблюдал за появлением выражения боли на лице человека, и прекрасно понял причину неприятности серба. Он вновь пересчитал свои деньги и громко сказал, чтобы слышали все участники спора: - Даю слово, если этот молодой человек починит электродвигатель, я покормлю его на свои деньги! - Ставлю тридцать пять крон, что он его не починит! – невозмутимо сказал Витус, обнаружив в себе приступ решимости. Спорщики пожали друг другу руки, после чего указали Николасу на капот автомобиля. Серб приблизился с жаждой доказать себе что-то к автомобилю и склонился над ним, суматошно перебирая в голове все схемы, чертежи. Тщательно вспоминая каждый. Пока голова вспоминала и думала, руки инстинктивно потянулись к электродвигателю и принялись копаться в капоте. Кроткий человек сел за руль автомобиля, готовый при удачном стечении обстоятельств завести машину. По мере того, как Николас это делал, улыбка, злобная и беспощадная, на лице Витуса стала появляться всё чётче и чётче. Внимательно следя за тем, что делает Николас, в определённый момент он воскликнул, радостно хлопнув себя по штанам: - Вы посмотрите, он даже не те провода берёт в руки, олух царя Небесного! Я же говорил, что этот человек ни с чем не сможет справиться! Да вы посмотрите, как неуверенно он копается в капоте, явно же от того, что ничего не смыслит и не пони… Витус не договорил, так как его речь прервало обстоятельство одно. Машина… завелась! Он от удивления разинул рот, а глаза Николаса радостно заблестели. Возился он недолго, как оказалось точно и верно. Одобрение засветилось в глазах большого человека. Он взглянул на Витуса, и без лишних слов выхватил из его рук тридцать пять крон, на лице маленького человека читались досада и поражение. Он этого не ожидал! - Вот ваши деньги, молодой человек. Прибавьте к ним мои, и идите есть. Я думаю, своими знаниями вы это заслужили. Побольше мы нам таких понятливых людей. Пусть без образования, зато с головой, - он многозначительно посмотрел на Витуса. Николас с радостью взял в руки деньги. Настоящие деньги. Он повернул голову, и, уловив взглядом какой-то небольшой магазин, решил припустить туда, чтобы не дай Бог, не развилась язва желудка. Первые деньги, заработанные в незнакомой стране за свои ранние знания. Вот они ему и приходились. Есть хотелось ужасно, ни с кем не попрощавшись, Николас кинулся бежать в магазин. Скорее! Скорее! С ночи во рту не побывало и жалкой крохи во рту! - Молодой человек, постойте! Обернувшись назад, Николас обомлел и остановился.

Предпоследний рисунок тронул яркими красками. Вот это техника. вот это цвета!

Прикрываю первую завесу тайны.) Глава вторая Медленно, не понимая, что он делает, Николас оторвался от картины рассвета и обернулся назад. А позади туда-сюда сновали люди, как муравьи. Такое ощущение, что он находился в центре этого никогда не утихающего, вечно куда-то спешащего муравейника. Хотя было очень рано, народа было много. Казалось, жизнь здесь не утихала ни на секунду. По инерции, он кинул взгляд на левую руку, чтобы посмотреть, сколько времени и лишь, потом вспомнил, что там стрелка часов упрямо показывала двенадцать. Надо бы с этим разобраться. Как только решатся большие проблемы. Николас взглянул на кованые фонари, стоящие на мосту, голова отметила их красоту и неповторимость. Немного пройдя вперёд, шваркая ногами по брусчатке, вновь остановился. Впереди открывалась очень интересная картина. Весь город с его красными крышами был как на ладони, а эти кровавые отблески на домах добавляли ему какую-то сказочность. В то время как цивилизация затронула большую часть городов Европы, здесь казалось, ничего не изменилось со времён Средневековья. Небольшие уютные домики, черепичные крыши, башни, статуи, и всё выдержано в едином стиле. Время здесь будто бы остановилось. Затем взгляд наткнулся на большую статую с каким-то человеком. Подойдя ближе из любопытства, Николас понял, что это увековечение памяти одного из святых. Эффектно смотрелась статуя на мосту с её многочисленными украшениями. Подойдя поближе, Николас смог разглядеть множество всяких объёмных элементов, здорово украшающих статую и придающий ей завершённость и притягательность. Это была статуя местного святого Яна Непомуцкого, установленная на специальном пьедестале, продолжающей часть моста из камня. Выцветающие со временем буквы плохо различались, однако по ним Николас и понял, кому воздвигли сей постамент, хотя пришлось долго всматриваться. Голова святого была искусно выполнена мастером, слегка наклонена на бок, а по статуе было видно, что делали её ой как давно. Складки на одежде были здорово сделано, казалось, святой сейчас сойдёт со своего места, а на лице, пусть и не было глаз, но возникло ощущение, что там застыло выражение неподдельной скорби. За ней виднелись привычные уже взору дома - деревянные, кирпичные, неброских цветов, но тоже дополняющих всю эту картину старого времени. Казалось, Прага и не хотела двигаться вперёд, к новому, стильному, её вполне устраивало то, что есть. А вдали виднелись деревья. Много деревьев с пышной кроной. Этот городок был маленьким островом в бурной и кишащей Европе, сохранившем свою историю и традиции, и далеко не жалеющий об этом. Зато теперь сюда съезжалось множество европейцев, чтобы посмотреть на эти чудеса. И естественно, тот, кто хоть раз был в столице бывшей Чехии, забыть её уже не мог и снова рвался сюда. По бокам от выцветавшей надписи на статуи располагались две таблички, на которых были какие-то животные и листва, с позолотой, в свою очередь, почерневшей от времени. Нет ничего вечного… Повернув голову, он увидел как по мосту, в ряд стояло ещё множество таких же фигур. Не спеша, всё равно времени не в обрез, он осмотрел все статуи, навсегда запечатлев в памяти их неповторимую красоту. Мост показался Николасу явно необычным: хотя бы по этим выступам, на которых стояли такие произведения искусства, на которые любоваться можно бесконечно. Единственное, что подпортило впечатление, это народ. Он терпеть не мог находиться в гуще муравейника, где бытуют всякие бессмысленные разговоры, а от яркости и пестроты красок здорово разболелась голова, которой общество ничего хорошего не сулило. Однако, так получилось снять напряжение, пожирающее изнутри. Медленно, едва ли не ползком, Николас подошёл к арке между двумя башнями, оставив знаменитый мост через Влтаву позади. Долго задирая голову вверх, он дивился громадной постройке, судя по всему, выполненной в готическом стиле. Рисунок на них явно был выполнен со вкусом. Маленькие окошечки, которых он сперва и не заметил, теперь разглядывались с особой тщательностью. Арка зловеще возвышалась над остальными зданиями, казалось, что это Гулливер и лилипуты. Причём позади башен Николас заметил художественно сделанный домик с большими окнами, и выполненным с определённым архитектурным вкусом. Затем взгляд мягко скользнул по статуям, прикрывавшим сей домик и упал прямо на флюгера, лихо раскачивающихся на холодном ветру. Крыша у башен тоже была своеобразная, пирамидальной формы и тёмной черепицей. Кирпич, коим было выложено сие произведение искусства, тоже был старым, что придавало особенную красоту. Может Николас бы так и стоял под башнями, затаив дыхание от восхищение. Если бы не ноющая боль в голове, ни понижающаяся, ни возрастающая. На фоне холодного неба эта арка выглядела монументально, - подумал он, после чего зашёл в неё, как будто провалился в пасть дракона. Настолько непривычно чувствовать себя маленьким и беспомощным, находясь с такими громадами. Арка давила как-то сверху, когда он под ней проходил, зато запомнилась навсегда благодаря этим впечатлениям. Николас зашагал дальше, дорога вела на холм, именуемый Градчаны (это он знал из украденных книг), на котором находилось множество любопытных построек. В его литературе о холме упоминалось, как об историческом районе Праги. Раньше здесь была императорская резиденция, о чём, например, свидетельствовал высокий, тёмный и угрожающий замок вдали, возвышающийся над городом. Где-то дома стояли в форме буквы «П», но что роднило их все, так это не форма, а красная крыша и белые стены. Но замок бросался в глаза больше всех, именно своей необычайностью и величественностью. Буквально как та арка, через которую Николас прошёл совсем недавно. Или давно? Отчёта времени он себе никогда не давал. Остановившись на одном холме, Николас ещё раз взглянул на замок. Дрожь пробежалась по телу. Не, там ему побывать явно не хотелось сегодня. Благо сия достопримечательность стояла полностью тёмная, угрожающая и отпугивающая. Но именно этим она завораживала и привлекала к себе внимание. Ноги несли его сами, вот он повернул с одной улицы на другую, не давая себе в действиях никакого отчёта, и лишь очутившись на какой-то небольшой площади, опомнился. Тоже старинное место, где и дышится по-другому, и чувствуешь другое… Как будто ты был перенесён временем далеко-далеко назад. Те же старинные невысокие здания, и этот бульвар, засаженный двумя рядами лип. Николас взглянул на деревья, и, увидев под одним из них уютную скамеечку, поспешил на неё сесть, благо устал ходить, и ноги периодически напоминали об этом. Бессмысленно листая журнал, оплот веры в данный момент, он совсем не смотрел на буквы или иллюстрации, словно смотрел куда-то между строк, где был таинственный шифр. Просидев так минуты две, полностью погрузившись в себя и забыв обо всём на свете, он мечтал о том, чего нет. Подобные никогда не свершающиеся мечты вселяли в его сердце надежду, успокаивали и без того нервную душу, подпорченную скверным складом характера, ввиду которого он не мог даже работать в коллективе. Ветер, леденящий душу кружился над площадью и подбирал с неё листья, высоко, словно играючи, подбрасывая их вверх. Осень наступает, что поделаешь… Этим и плохо лето. Благо после его жарких и прекрасных дней следует унылая, блёклая пора, наводящая на душу чёрную меланхолию. Единственное время года, что радует душу – весна. Когда всё просыпается. Да и сама душу словно оживает подобно всей природы после долгой спячки. А после неё незамедлительно следует лето – от этого ещё легче на душе, благо хорошие перспективы ожидают впереди… Август догорал. Дни его медленно холодели, в воздухе давно чувствовалось преддверие осени. Небо, ледяное как сталь, серо-голубое, чистое осеннее, немного преобразилось, когда наступила пора рассвета. Солнце словно растопило это ледяное, давящее покрывало льда, именуемое небом. Что возникло даже ощущение простого летнего денёчка, каких уже прошлокак минимум два с половиной месяца. Листва потихоньку опадала, хотя кроны деревьев всё ещё были полны зелёной, сочной листвы. Словно бы деревья не ведали, что впереди начинается унылая пора, и хотели как можно дольше продлить это прекрасное время лета. Солнце светило точно так же, но уже не грело так, как раньше. Закономерность. Она вечна. Николас оторвал взгляд от журнала, едва услышал урчание голубей. Подбросив в кулаке монеты, непонятно зачем, он убрал быстро их в пиджак и пристально стал пожирать взглядом чешских, а точнее австро-венгерских голубей. Снова вздохнул. Голуби были его любимые птицы… В родном доме, вопреки запретам родителей, он держал несколько этих миролюбивых птиц, которые всегда ассоциировались у Николаса с чем-то святым, неколебимым. Несколько птиц мирно прохаживались рядом, вертя глазами довольно быстро, и боковым зрением наблюдая за странным человеком, сидящим на скамье. Они его явно секли. Будто бы взяли на заметку. Уж очень подозрительная личность! Взгляд Николаса вновь опустился на лист журнала, на котром значился год издания: 1896 год. Он долго всматривался в эту цифру, словно она была написана китайскими иероглифами. Восемь лет назад до появления этого журнала, родился на свет Николас. Памятная дата. И вновь вспомнился маленькая деревенька, где прошло всё его детство, начиная с младенчества. Голуби резко взлетели, едва кто-то бросил на брусчатку зерна. Подняв голову, Николас увидел довольно старую женщину, не пожалевшую целого ведра пшена для городских голубей. Только теперь стало понятно, как много на этой площади птиц. Они слетелись отовсюду – с крыш зданий, с деревьев, с боков сей площади, и чуть не устраивали драку за корм. Они тоже выживают в большом городе. И даже без денег. Ах, как хорошо быть голубем таким! Никаких забот, никто тебя не отошлёт никуда учиться, благо тебе это не надо, полная свобода, хочешь – туда полетел, хочешь сюда. Нет ни поводов для беспокойства, ни тревог. Эти птицы ни о чём не думают. Их ничего не пугает, они готовы ко всему. Глядя на картину поедания пшена, в желудке разразился гром голода, который дошёл до горла, и явно не хотел оставлять в покое. Так просто не отделаешься! С завистью Николас смотрел на пиршество голубей. - Молодой человек, Вы уснули что ль? Николас резко подпрыгнул на месте от неожиданного голоса, и в поисках его обладателя, обернулся и увидел ту самую женщину, что устроила Божий день для голубей. Фраза была сказана на чистейшем немецком языке, впрочем, удивляться было нечего – Богемия полностью находилась в составе Австро-Венгрии, и учёный, к которому Николас приехал за многие километры тоже был чистокровным австрийцем. К счастью, немецкий был одним из самых легко дающихся предметов, и в свободное время он обожал переводить статьи с немецкого языка на сербский. Это доставляло ему несравненное удовольствие. Теперь, похоже, эти знания очень пригодятся. Ведь не зря же Николас его учил. Осторожно он взглянул на женщину. Добрые, искрящиеся глаза, в которых не было и намёка на плохие поступки. Если глаза отражают душу, то Николас без сомнения бы охарактеризовал эту женщину как пример доброты и света, хотя видит её в первый раз в своей жизни. На ней была какая-то простенькая шляпа, с живым, воткнутым в неё цветком. Из-под шляпы выбивались седые волосы, плотно расположившиеся на плече. Одета она была как-то уж совсем просто, невзрачно, пугающе. Плечи были скрыты под старенькой шалью, Николас на взгляд дал бы ей много лет, а из-под неё виднелась серенькая кофточка. Тёмная юбка была чуть ниже колен, но взгляд серба был прикован к лицу женщины. Нос картошкой, пухлые, расплывающиеся в улыбке губы, и глаза, в коих витали весёлые искорки и доброта. Последнего качества Николас уже довольно давно не видел в людях, а теперь и вовсе позабыл, что такое существует, посему это вызвало громадное удивление у него. - Простите, что? Нет, я не сплю. Я не могу спать, - как-то невнятно, обрывками выпалил Николас, смотря то на женщину, то на журнал. Та, кто подкармливала голубей, резко задумалась, и как-то отвернулась в сторону, из её глаз резко исчезли весёлые искры, уступив место глубокой задумчивости. - Вас что-то беспокоит? Если бы этот вопрос задал бы кто-то другой, Николас бы и отвечать на него стал. Но слова были сказаны с такой интонацией, что плюнуть на ответ оказалось просто невозможным. Что-то было обезоруживающем в этой женщине, в её словах и поведении, что заставило обратить на себя внимание, и открыть душу. Казалось, пока это был единственный человек, способный понять его, его страдания и беду. - Да… - тяжело вздохнул он, тщательно выбирая слова на немецком языке и быстро обдумывая, что сказать дальше. – Я впервые в этом городе, и вот уже на меня подобно снежному кому свалилось несчастье. Я просто не знаю, что мне делать. Женщина мгновенно подхватила разговор, уловив тему, словно была тонким психологом. Пальцы её то и дело скользили по ведру, из которого недавно было высыпано зерно. Сорвался лист с ветки и мягко упал на плечо. Женщина улыбнулась обезоруживающей улыбкой. - Я тоже впервые в Праге. Я из Хорватии, и лишь недавно переехала сюда, подальше от суеты и забот. В этом месте чувствуешь себя защищённой, и ничто уже не давит на душу. А Вы откуда, молодой человек? И что за несчастье с Вами произошло? - Ах, что ж Вы мне сразу-то не сказали! – воскликнул Николас, разведя руками и перейдя на свой родной язык. Журнал брякнулся на брусчатку, и тот его поспешно подобрал, очистив от пыли рукой. – Я мучился, выбирал выражения на немецком языке, да полегче для себя, а мир так тесен, так прост! Я серб, родом из маленькой деревеньки, что находится практически на границе моей Родины Сербии и Австро-Венгрии, то есть вашей. - Тогда что же Вас заставило приехать сюда, так далеко от родины? – женщина внимательно всматривалась в лицо Николаса, что последнему стало как-то не по себе. - Я приехал сюда, чтобы учиться… - вновь невнятно пробормотал он. - Ах, что я Вас всё терзаю вопросами! – рассмеялась женщина. – Вы ведь наверняка сочли меня за подозрительную личность. Я ведь даже не поздоровалась и не представилась. Не вежливо как-то! - Действительно, - отозвался Николас и на миг ушёл в себя. Потом, словно проснулся ото сна, продолжил разговор, подняв глаза на женщину, - ну, с подозрительной личностью вы явно преувеличили. Я бы уж не сказал, что Вы способны на что-то плохое… Да, я как-то не заметил подвоха, что мы с Вами даже не поздоровались. Наверное, это Вы меня так очаровали. Позвольте исправить сие недоразумение. Здравствуйте, я – Николас. Николас Фарейда. - Здравствуйте, я - Драгутина, - ответила с лёгкой улыбкой женщина, - Валенски. Из древнего дворянского рода, обедневшего, увы. Очутилась здесь по чистой случайности, как велела судьба. Так Вы поступать сюда приехали? - Да, - кратко отозвался он, не залезая в подробности. Краткость – сестра таланта… - Вид у вас уставший. Неужели от того, что готовитесь к экзаменам? И куда собираетесь? Николас всё это время наблюдал за голубями, клюющими зерно, и урчащими. Это его как-то успокаивало. На миг задумавшись, он пропустил часть фразы мимо ушей. На вторую поспешил ответить, чтобы не дай Бог, собеседница обнаружила, что её слушают в пол-уха по собственным, личным причинам. - В Карлов университет, благо это лишь единственный путь, как мне кажется, с которого можно легко получить ту работу, которую хочется. Правда, мои родители всячески противились этому решению. - Но всё же отступили, поняв, что это бесполезно? – догадалась Драгутина. – Мне говорили, поступить туда очень сложно – режут без ножа. А я сюда приехала десять лет назад со своим мужем. Мы думали, нам откроются хорошие перспективы, но судьбе было угодно, чтобы всё случилось по-другому. Мой муж бросил меня, как я узнала уже потом, спился. Я перестала доверять людям. Представьте себе, лет пять я ни с кем не общалась, люди меня избегали. Их пугал мой внешний вид, мои занятия. Слухи ходили по всей площади обо мне. Что? Из-за чего меня бросили? Мой муж приехал сюда, чтобы получить нормальную работу, чтобы получить образование, которого он не мог добиться у себя, но, ничего не вышло. А хотя, зачем я вам всё рассказываю (воцарилась небольшая пауза). Я думаю, Вам это совсем не интересно. Николас взглянул на женщину, и довольно эмоционально старался убеждать её, что всё совсем не так. Его уже понесло. И он рассказал обо всём, и как ехал в поезде, и кто его послал сюда, и о многом другом, что будоражило всю его сущность. Женщина слушала молча, причём довольно серьёзно всё, что говорил этот высокий юноша со страшной худобой, впалыми щёками и пристальным взором чёрных глаз, которые на свету оказывались карими. Дослушав его до конца, Драгутина вздохнула. На миг воцарилась пауза. Дав Николасу отдышаться после этого эмоционального припадка, женщина взглянула на голубей. - Люблю этих птиц. Мне они всегда казались всё понимающими, чувствующими. Наверное, это – единственные существа, ради которых ещё есть смысл мне жить. Их здесь много, на этой площади. У каждого есть своё имя, совсем как у людей. - Я тоже люблю этих птиц, - откликнулся Николас, смотря в ту же точку, что и хорватка. – В детстве я держал двух голубей. Я посвящал им всё время. До школы, после школы во время учения уроков, да и в самой школе я думал лишь о том, хорошо ли им живётся. Они меня как-то успокаивали, с помощью них я неоднократно пересылал письма своим немногочисленным друзьям. - Мне приятно с Вами разговаривать. Впервые за пять лет я вижу человека, который не сторонится меня и смог выслушать до конца. - Наверное, когда у человека беда, он имеет свойство обращать внимание в первую очередь на духовную сущность человека и ищет моральную поддержку у того, кто вызывает чем-то его доверие, - тихо произнёс свои мысли вслух Николас, - население Земли поделено на группы людей. Можно никогда не зная и в первый раз, видя человека, почувствовать к нему неприязнь, причём ты не поймёшь отчего. Так же и везде. Хотя бы по глазам человек поймёт, подходит ли другая личность ему, или нет. Я не знаю, как это объяснить. Но такое я часто видел и сталкивался с этим. Увы, не у всех развита такая чувственность, люди привыкают обращать внимание на внешность, им безразлична сама сущность, им это просто не интересно. Увидев Вас, я почему-то понял, что Вы – именно та, кого я могу беспрепятственно просветить в свою беду. В беде мы имеем обыкновение вспоминать обо всех оскорблённых нами людях, забывая все обиды, и вспоминая об хороших качествах, потому что знаем, именно такие люди могут помочь, утешить. Даже оказавшись в большом городе, где всё незнакомо, как это случилось сейчас со мной, можно найти человека, тебя понимающего. - Пожалуй, Вы правы, - мягко согласилась женщина, - я бы посоветовала Вам купить карту Праги, а то так ведь и заблудиться можно. По-моему, ваших денег вполне хватит на это. Запомните эту площадь, она носит название Лоретанской. Каждое утро мне предназначается высокая честь кормить голубей. Одна и та же работа изо дня в день. Но мне это доставляет удовольствие. Я рада, когда есть тот, кто от меня зависим, когда я кому-то нужна. - Мы в ответе за тех, кого приручили. Эта фраза принадлежит известному французскому автору. Я думаю, Вы прекрасно приводите её в действие, - задумчиво протянул Николас, после чего аккуратно выгреб из внутреннего кармана две монеты достоинством в десять геллеров каждая. Драгутина взглянула на деньги и повернула голову в сторону, кивнув ему: - Вон там находится маленький ларёк. В нём и можно купить эту карту. Главное, не забывайте смотреть на ценники. - Да, спасибо Вам! – откликнулся Николас, поднимаясь со скамьи, и отряхнув уставшие от сидения на одном месте ноги. – Где Вас можно найти хоть? Женщина встретилась глазами с сербом и прижала палец к губам, после чего подняла его высоко вверх, и многозначительно произнесла: - Когда всходит солнце. Я всегда, каждый день, в любую погоду, утром примерно в это время нахожусь здесь и прихожу кормить своих голубей. Ищите меня тут. - Я не забуду. До свидания! И спасибо Вам за эту приятную беседу! Николас ушёл, одиноко насвистывая первую пришедшую на ум песню, которая оказалась одной из народных песен Сербии, то и дело, думая о названии этой загадочной площади, так как забыть его боялся больше всего. На тротуарах было довольно чисто, что он опять-таки отметил про себя. Последовав совету Драгутины, Николас пошёл к ларьку, где отдал свои последние деньги, и купил карту города Праги. Из неё он только понял, какое огромное расстояние прошёл за утро от вокзала до этой площади.

Безумно понравилась летучая мышь. Шикарнейше!

Сейчас чуть-чуть просвещу, но интригу не раскрою.) Я потом уже обратила внимание на тавтологии, но было поздно. Буду за собой следить. И да, за орфографические ошибки простите.) Думаю, жанр вы определите по ходу. Благо разветвлений сюжета я там много предусматриваю, главное чтобы вдохновение не кончилось (приходится скармливать ему всякие статьи и двигатели). Правы вы, батенька. Имя-то Теслы было Никола, по-сербски - Николас А собственно, все подробности, почему именно такое видение мы узнаем в конце книги (которую я всё-таки жажду написать). По поводу времени - паровозы, радио - уже начало двадцатого века. Подробности исчислений увидим по ходу произведения. Я на тёмной стороне.)) Узнаем-узнаем. Если домашка не помешает и отец не будет гнать из-за компа, увидим. Единственное, прошу прощения, главы будут гдето раз в неделю появляться - т.е. не часто, - время надо выкраивать + несколько редактирований написанного. Без учёта разбора в некоторых материалах. Например, с той же Прагой я долго провозилась, ища их денежки, и смотря на карту города. В общем, ждём.

С праздником!

"Дядя Фурсенко, дайте доучиться!" Я пью чай только с печеньками.)) Итак, попытка номер два. Надеюсь, более удачная: Гений Одного Дня «Лучше быть, чем казаться!» Из мемуаров неизвестного советского разведчика Глава первая Безликие пейзажи за окном, монотонный стук колёс поезда, все мысли и думы как-то разом слились в одну общую массу и унесли куда-то далеко-далеко. Где не было никаких проблем, не было слышно гудения поезда, где царила какая-то умиротворённость и гармония. Голова наполнилась радостными впечатлениями, здесь, где всё было так знакомо и уютно. Эти поля и дороги, по которым уже тысячу раз приходилось идти, этот большой лес за деревенькой, памятный с детства аромат цветов из сада, перемешавшийся вместе с запахом супа, который могла приготовить так лишь матушка. Свежий воздух с наслаждением вдыхался через рот, солнце мягко грело… Его лучи касались лица, съезжали на плечи и припекали. Беззаботность и лёгкомыслие разом охватили человека. Столь дорогие сердцу места разом охватывали всё сознание. Густой, даже немного дремучий лес, каждую травинку которого знаешь наизусть, простирался вдали. Каждое дерево, каждый сучок, каждая травинка памятны. Это мирное голубое небо, по которому лениво переползают покрывала облаков, коих неистово ветер гонит прочь. А перед лесом река, неширокая, но тоже полная свежих воспоминаний. Берег, с которого неоднократно ловили рыбу, эта чистая, сверкающая на солнце вода, бурно уносившаяся прочь. И этот маленький уютный деревянный мостик, на котором так приятно было стоять и любоваться на воду. Лес передаёт свой неповторимый аромат и пение птиц, ради которых на улице можно оставаться бесконечно, пока не позовут домой. Этот сад, полный затемнённых и уединённых уголков, где так приятно можно провести время, наблюдая за лесом, или просто мечтая. Дуб, стоящий за оградой, старый, с зарубками – под которым было прочитано несметное количество книг, на который столько раз взбирались, дабы посмотреть весь этот чудесный ландшафт свысока и обозреть всю его величественность. Или эти старые деревянные качели, вокруг которых тоже был создан незабываемый мир, полных тайн и мечтаний. Клумбы, на которых можно любоваться вечно, или этот маленький деревянный домик, уютнее которого нет ничего в жизни. Тоска… Как она стала давить на сердце, пожирать душу. В глубине сознания что-то подсказывало, нет, этого не может быть, всё это в прошлом, всё слишком красиво, слишком приятно. Попытка сопротивления этому внутреннему голосу была недолгой. Чудесные картины воспоминаний медленно уплывали куда-то вдаль, попытки остановить этот процесс были бессмысленными. Сквозь сон стал слышен всё тот же стук колёс, и приятные видения остались лишь воспоминанием. Мрачная действительность ещё сильнее надавила на душу. Больше не будет пробежек по росе рано-рано на рассвете, больше не будет мать ругать за проведение целого дня на улице с рассвета и до поздней ночи. Не будет этих прекрасных звёздных ночей, не будет этих полей и лесов, не будет этого своеобразного мира запахов… Как хотелось плакать! Всё это осталось где-то там, далеко-далеко, за десятки, а может и тысячи километров. Это было уже прошлое. Известное, хорошо знакомое, и до того приятное. И только здесь, вдали можно ощутить эту невыносимую тоску и понять, что в этих местах прошли лучшие дни твоей жизни. Именно эти места ты будешь вспоминать, когда придёт беда. Потому что человеку хорошо там, где ему хорошо. И лишь в сравнении ты понимаешь, что воистину было хорошим для тебя. А этот поезд, не ведая обо всех твоих состояниях души, металлический, бесчувственный ко всем твоим страданиям, несёт прочь, туда, где ты ни разу не был. Туда, где возможно начнётся совершенно новая для тебя жизнь, которая будет далека от той, что ты прожил здесь. Где не будет уже ничего знакомого, где открывать и познавать всё придётся с нуля, по-новому. Это призрачное настоящее, столь скоротечное, что мгновенно перетекает в будущее и прошлое, оно кажется таким неизведанным и… пугающим. Никто не знает, что тебя ожидает – взлёт или падение. Ты даже не знаешь, что будет, там за поворотом. И от этого становилось всё хуже и хуже. Душу как будто кто-то сдавливал, спрессовывал. Внутренне разочарование всё еще витало в голове. Ещё чувствовался на губах привкус того самого свежего воздуха, хотя казалось бы, как можно попробовать на вкус воздух. Уже придя в себя, всё ещё пытался человек вернуть те приятные ощущения. На плече ещё некоторое время чувствовались лучи солнца. Потом ощущения стали исчезать, исчезать, пока не исчезли совсем. А картина тех дивных мест уплыла вдаль, и глаза широко распахнулись, и некоторое время пытались оценить обстановку. Снова этот душный поезд. Некоторое время пред глазами плыли цветные круги, но и те скоро прекратились, как только глаза привыкнули к тьме. Спина стала болезненно ныть, от того, что долго находилась в неподвижном состоянии. Правая рука и вовсе онемела. Её не чувствовалось! Человек испугался не на шутку. Левой рукой найдя «потерю», некоторое время он пытался собраться с мыслями. Медленно – медленно, кровь прилила к руке, и постепенно та оживала. Вскоре человек смог пошевелить пальцами, до этого казавшимися какими-то свинцовыми и ледяными от холода. Такое уже было с ним в детстве. Болезнь, передавшаяся по наследству. Вскоре сон вообще растаял и забылся. В голове вновь стали пульсировать всяко-разные мысли, которые лихорадочно сменяли одна другую. Глубоко вздохнув, и ощутив на себе этот душный спёртый воздух, человек вновь вспомнил свою Родину. Может, он её уже никогда не увидит. Автоматически он повернул голову к окну. Не было ничего видно. Лишь тьма, давившая на душу и пронизывающая ум. А небо-то сегодня ночью какое… И человек взглянул на звёзды. На них можно было смотреть не отрываясь. Эти маленькие сверкающие сгустки притягивали к себе взгляд, подобно магниту. Затем в глаза резко ударил яркий луч. Человек резко зажмурился, пытаясь быстро понять, откуда он. С опаской вновь открыл глаза. В них ударил яркий свет. Прищурившись, немного отклонившись в сторону, человек увидел бледный лик луны. Краюха хлеба, но свет которой освещал полвагона. И вновь тоска. Этот луч не согреет. А от воспоминаний становилось ещё холоднее. Некоторое время человек старался вообще ни о чём не думать. И ему это удалось. В голове резко ударило болью, но она также внезапно исчезла, как и появилась. Приложив пальцы к виску, человек почувствовал, как бешено бьётся его пульс. Затем он перевёл взгляд на стол, длинный и широкий. Свет луны скользнул по журналу, лежащему в раскрытом виде. Что в нём, человек так и не вспомнил. Затем его озарило, едва взгляд наткнулся на картинку, бывшую в центре. Устройство и чертёж радиоприемника. Человек одним движением руки закрыл журнал и положил на него руку. Как будто кто-то собирается утащить его. Рукой он провёл по своим густым усам в виде щёточки, которые практически скрывали всю верхнюю губу, и вновь взглянул на журнал. А потом перевёл взгляд на руку. Часы…остановились. Сделав для себя это открытие, человек что-то пробурчал себе под нос, и провёл рукой по лицу, словно умываясь. Вновь мысли охватили его. И тут же прервались болью в виске. Этот стук колёс стал просто невыносим! Раздался протяжный гудок поезда, который ещё больше стал раздражать. Свет луны чётко осветил орлиный профиль, сжатые губы, и короткие чёрные волосы, по которым человек стал проводить рукой, словно нервничая. Взгляд его был полон таинственности, и было в нём что-то ещё, отталкивающие и устрашающее. Казалось, он просверлит насквозь любого. В этих карих глазах отражалось некая грандиозность целей, решимость. Как будто человек знает, чего он хочет, а цель уже давно поставлена. И к ней надо только идти, не обращая внимания на «стрекотание кузнечиков и кваканье лягушек на дороге». Густые брови были слегка нахмурены, словно человек пребывал в напряжении. Широкий подбородок, прямой лоб, усы, орлиный нос и некая печаль в глазах, всё это создавало не такое уж и приятное впечатление. Особенно эти глаза. Сухие пальцы рук, ледяные непонятно по какой причине, были сжаты в плотный кулак, руки были мокрыми. Невольно человек провёл рукой по рукавам белой рубахи и перевёл взгляд на однообразный клетчатый рисунок пиджака. Одежда была непримечательная, в которой, может быть, ходит миллион таких же простых и невзрачных людей. Однако, как было замечено ранее, одежда играла здесь далеко не первую роль. И узнать эту личность можно было из тысячи. Взгляд скользнул по вороту рубахи, и человек поспешно поправил его. Затем он вновь взглянул на обложку журнала. Довольно потрёпанная корочка, в некоторых местах пожелтевшие страницы, однако, это нисколько не убавляло его полезности. Можно сказать, с этой старенькой, видавшей виды, бумагой и этим текстом, и начались самые интересные вехи жизни. Попался этот журнал случайно, среди груды всякого хлама. Но так уж водится, что разбираясь в чём-то можно сразу найти какое-нибудь сокровище. Страницы этого журнала мгновенно захватили тогда ещё молодого мальчика. Вскоре все эти чертежи всяких там устройств он выучил наизусть. Эта любовь к технике вскоре привела его сюда – за многие километры от дома. Здесь, в незнакомой стране, он хотел учиться, чтобы развивать свои знания дальше. Бесспорно, родственники далеко не одобряли эти занятия, с этим журналом неоднократно хотели покончить, вот только что-то мешало всё время. Семья хотела, чтобы он пошёл по стопам своего отца – священника, однако судьба этого не хотела. Таланты проявились в иной сфере, и как не противилась семья, всё же пришлось ей смириться с решением сына. Хотя наверняка, в душе желание сжечь эту ересь в виде злостного журнала у них осталось. Случайности иногда меняют всё положение дел. И вот этот потрёпанный временем журнал едет вместе с человеком в поезде, хотя каждую страницу, каждую иллюстрацию он знает наизусть. Но, увы, никто никогда не знает, что пригодится в будущем. А эти чертежи можно изучать взглядом бесконечно. Особенно, когда нечем заняться, как случилось в этом поезде. Решение ехать учиться, да ещё не куда-то там, а в крупнейший город другой станы из небольшой, почти глухой деревеньки могло только вызвать восхищение и недоумение. Однако, учиться на родине тоже хорошо получалось, отчего и возникло желание ехать сюда. Приходилось во благо образования вставать каждое утро чуть ли не в четыре часа, чтобы успеть дойти до города. Там-то можно сказать, способности и давали о себе знать. Учитель считал, что образования школьного тут явно не достаточно – «зароешь талант в землю». Посему тот настоятельно рекомендовал ехать ему учиться в столицу Богемии, где, как известно, давал лекции довольно выдающийся профессор (так, по крайней мере, считалось), чьё имя не сходило с обложек газет и журналов, однако при этом, нельзя сказать, что популярность учёного была уж такая внушительная. Но куда можно уехать из этой маленькой деревеньки? Где сама судьба велит вести осёдлый образ жизни и никуда не высовываться? Но и тут, учитель физики, а вместе с ней и других точных наук, горя искреннем желанием помочь, пожертвовал частью своих сбережений. Естественно, от подобной неожиданности юный ученик даже растерялся и пообещал вернуть деньги, да ещё в двойном размере. При этом последнему навсегда запомнился хитрый взгляд стареющего человека, в котором выражалась, пожалуй, вся прожитая жизнь, все знания, которых тот успел немало скопить: «Молодой человек, забудьте. Деньги вы всё равно не вернёте, какой бы искренностью ваши глаза сейчас не сверкают. Деньги – вздор, а люди всё!» Ярость, с которой тот крикнул эту последнюю фразу, отпечаталась в душе навсегда. И вновь вспомнились эти густые брови и выражение лица учителя. Теперь и это в прошлом… Так же вспомнилась резко и фраза, с которой отослал его учитель на поезд: «Я знаю в мире двух великих людей – один из них профессор, к которому вы едете. А второй из них – вы! И попробуйте это опровергнуть!» С этой рекомендацией тот и послал его к известному на всю Европу учёному. Человек оторвался от журнала. А ведь он даже не знал, что собой представляет эта Прага. До сего момента город витал как-то призрачно туманно в сознании, а теперь, там, вероятно, придётся прожить очень долгое время. Хотя время долгим не бывает. Он взглянул напротив. Взглядом быстро определил, что что-то здесь явно не так. Чего-то не хватает. С болью в голове, человек быстро напряг свою память. Вглядываясь в диван, стоящий параллельно с его, и отчасти скрытым во тьме, он всё-таки вспомнил. Здесь же кто-то сидел. Да! Какой-то умный, интеллигентный с виду человек, имеющий непримечательную внешность, с которым некоторое время проходила довольно-таки приятная беседа. Куда он пропал? Хотя, выйти из вагона никто не запрещает, а тем более, если это касается выхода и на станции. Всё равно какой-то испуг взял вверх над сущностью. Наверное, тот человек настолько умудрился очаровать, что расположил всё доверие к себе, хотя, естественно, осторожность и подозрительность, всячески препятствовали этому. Бдительность была хорошо усыплена, раз он уснул на глазах у незнакомца. Надо бы убрать журнал, до тех пор, пока ещё это есть в памяти. Бережно подхватив рукой это издание, которое в миллионы раз было ценнее всех бриллиантов, человек стал искать свой чемодан. Дрожь пробежалась по телу. Он был под столом. А сейчас будто бы куда-то испарился. Человек заёрзал на месте, пытаясь разрешить эту страшную загадку, всё ещё не веря правде, благо та была слишком печальна. Встав, человек обшарил все возможные и невозможные закоулки вагона, но багажа не нашёл. С дрожью в коленях, словно старая бабушка, он медленно присел опять на диван. Мысли лихорадочно кружились в голове. Человек просто не знал, что ему делать. И делать ли вообще что-либо. Печаль охватила его и вместе с тем страшный ужас, который незаметно нарастал. В чемодане были его книги, одежда, и…деньги. В потрёпанном пиджачке, без денег далеко не уйдёшь. Можно смело сказать, - вообще не уйдёшь. Настроение резко упало. Тот ли этот интеллигентный человек украл чемодан, или не он, значения не имело. Чемодан исчез навсегда. Хорошее начало, однако же. С деньгами ты всё. А без денег – ничто! Может, всё-таки где-то в закоулках карманов остались деньги. И … паспорт. Если его утащили – это конец. Искать чемодан по всему паровозу – утопия. Бегать и спрашивать каждого, «извините, молодой человек, это не вы украли мой чемодан?» - наивно и смешно, да и сам он, будь на месте вора, поспешил бы скрыться куда-нибудь с места преступления – хоть на станцию выйти, хоть куда. Человек порылся во внутренних карманах пиджака, выгреб с облегчением паспорт (печалиться он не видел смысла – краденого не вернёшь), но денег больше не нашёл, из-за чего сердце резко упало в пятки. Взяв в руки паспорт, на ощупь человек почувствовал, что там что-то есть, и потряс его над столом. Пару монет звонко брякнулись на стол, проехались на ребре и остановились. Бумажных денег вообще не было. Бросив в сторону паспорт, человек подобрал две монеты и на всякий случай посмотрел, не брякнулись ли они на пол. К сожалению, ни одной монеты на полу не было, а двадцать геллеров – это далеко не та сумма, на которую можно купить поесть, или хотя бы заказать такси. Паспорт лежал в раскрытом виде, с фотографии глядел среднего роста мужчина с горящими глазами и усмешкой. Надпись гласила: Николас Фарейда. И национальность: серб. Притом, что семья его была эмигрантами из великой России. За эту интересную, далеко не славянскую фамилию ему пришлось тоже немало претерпеть. Тот же учитель физики оценил его фамилию, как возможность источника чудесных дарований – Фарейда игра букв в фамилии не менее известного физика Фарадея. Причём последнего, как и первого, увлекала теория электричества. Не взять это во внимание было нельзя. Впрочем, и имя тоже неоднократно отмечалось. Но это уже детали, которые можно и опустить. Погрузившись в свои горестные думы, Николас долго и бессмысленно смотрел на стол, по которому мягко скользил луч луны. Спать после такого происшествия уже не хотелось. Хорошо хоть, документы остались. А как быть с остальным? Вот в чём вопрос. Никто в незнакомом городе тебе не поможет. Вся надежда – на больную, не выспавшуюся голову, то и дело борющуюся со сном, и проклинающую противный стук колёс вместе с периодичным гудением, раздражение которыми всё усиливалось и усиливалось. Николас, словно вспомня что-то, ещё раз открыл свой потрёпанный журнал и остановился взглядом на чертеже радиоприемника, провёл рукой по бумаге. Эта вырезка из какого-то другого журнала, более нового, вставленная сюда. Бумага новая и явно пахнет краской. Потом он вспомнил, что ранее сам прикреплял новый материал в этот журнал – не дай бог потерять. А с учётом забывчивости это запросто возможно. Так в размышлениях и прошла оставшаяся часть пути. Бесцельно глядя в одну точку, Николас пытался узнать, что будет дальше. Он понятия не имел, куда идти. Денег не было – а это самое главное. Он попадает в незнакомый город – обратного пути нет. Куда идти? Что делать? Ладно хоть, паспорт есть. Одним движением дрожащей от напряжения руки, он закрыл паспорт и сунул его обратно во внутренний карман пиджака. В общем, в этой потёртой одежде, с журналом в руке и двадцатью геллерами предстояло как-то выжить в таком большом городе. Как выжить? Но говорят, утро вечера мудренее. Правда, спать уже не хотелось после случившегося. Опять же испуг, что лишат и последних средств к существованию. Всю ночь Николас бесцельно смотрел на стол, словно хотел пробуравить его взглядом. Ближе к утру проснулся дикий голод, а голова стала ужасно болеть от отсутствия сна. Попытки уснуть ничего не дали. Николас вздрагивал от каждого шороха, шума. Дождавшись уже с нетерпением прибытия поезда, с затёкшими от одного положения ногами, и с холодными от волнения руками, он вышел на перрон. Всю дорогу после случившегося у Николаса не было желания глядеть в окно. Налегке, с журналом под мышкой, он стал озираться вокруг. Прага! До этого он видел её лишь на гравюрах и редкостных фотографиях. Воздух вскружил голову молодому человеку, и он прошёлся по перрону в каком-то странном восторженном состоянии, то и дело, оглядываясь вокруг. Люди частенько поворачивали головы в его сторону, их как-то отпугивал этот человек с горящими глазами, журналом под мышкой, и бывший налегке. Выйдя на улицу, очутившись в центре бурного города, всё ещё пребывая в этом состоянии, Николас растерянно смотрел на старинные здания, всматривался в их величественность, пока его кто-то не толкнул. Опомнившись, он пошёл вперёд, твёрдо веря в хорошее будущее, несмотря ни на что. Первые несколько метров взгляд Николаса скользил по зданиям, по деревьям. Обычный город. Но для него, прожившего всю свою жизнь в деревне, он предстал каким-то особенным, неповторимым, притягивающим. Пройдя так ещё метра два, интересуясь всем и вся, хотя в его родной Сербии люди и их занятия были точно такими же, резко затормозил. Словно вспомнил о своей потери. Голод всё ещё давил на желудок, душил за горло. Есть хотелось ужасно. Не выспавшимися, пьяными от бессонницы глазами, Николас провожал людей с едой в руках. Слегка подбросив в руке двадцать геллеров, и убедившись, что они на месте, медленным прогулочным шагом бесцельно побрёл вперёд. Куда он идёт, понятия не имел. Как будто ноги сами несли Николаса навстречу чему-то новому, завораживающему. Впереди предстояло ещё очень многое познать, и почему-то в душе поселилась уверенность, что чтобы не случилось, всё будет хорошо. Случай о краже как-то медленно выплывал из памяти, и казалось, что это произошло как минимум где-то дней десять назад. Лишь боль в голове и дикий голод указывали на обратное. Не боялся он и заблудится на улицах. Всякое действие лучше бездействия. В размышлениях, куда идти и что делать, ноги сами носили его от одной улочки к другой. И здесь, вдоволь насладившись своими страданиями, Николас решил просто пожить и посмотреть город. Как и выяснилось впоследствии, это был единственный правильный выбор. Прага навеки отпечаталась в его памяти, невольно эти здания, мосты вызывали в нём восторг. Старые, древние постройки тронули душу. Ничего подобного в его мелком родном провинциальном городишке нельзя было увидеть. А здесь всякие городские пейзажи уже радовали глаз. Небо было ясное, чистое-чистое. Без единого облачка, что прогуливаясь по одному из мостов, как выяснилось впоследствии, самым известным, и носящем имя Карлов Мост, он долго стоял и смотрел на небо. Николасу удалось застать рассвет. Красное огненное солнце медленно поднималось на небосвод. Первое утро в Праге, в этом милом городе, далеко-далеко от родных и без всяких средств на существование. Огорчаться, правда, не было смысла. Небо медленно розовело, и вся сущность Николаса была прикована к нему. Ни о чём он уже не думал, просто стоял на мосту и наблюдал за одним из красивейших явлений природы. Можно сказать, он вновь проснулся для свежих идей и решений. Боль в голове утихла, освободив место ясным мыслям. Нет, ничто не должно испортить этот прекрасный день! А ночь, она уже прошла, и ничего не исправишь… Жить надо именно сегодняшним днём, как никогда годившимся для прекрасных перспектив. Разом все беспокойства покинули Николаса, он вновь вспомнил Родину, от чего на душе стало гораздо теплее. Руки медленно согрелись, да и сам человек вышел из внутреннего напряжения, в котором провёл всю ночь и некоторую часть утра. Единственная последняя мысль была, которую Николас тоже отправил прочь из головы вслед за остальными, что деньги его учителя испарились вместе с вором, так и не потребовавшись ему. «Какой красивый рассвет!» - мысль, потеснившая все остальные, прочь. Больше Николаса уже ничто не волновало кроме тех кровавых откликов от солнца, оставшихся на перилле моста, его пиджаке, штанах, и чётко очерчивающих лицо, разом озарённое светлыми думами о хорошем будущем. Над городом занималась утренняя заря. Начало нового дня – начало новых свершений, новой истории, и никакие страдания тут не помешают. Что-то должно случиться хорошее. И оно не заставило себя долго ждать.

Такова уж моя специфика - грусть с весельем.) Радует, раз понравилось

Немного деталей, но их достаточно чтобы передатьэти эмоции. Браво!

Теперь это прозвище опять поменялось. Не я себя так назвала, а один очень хороший человек.)) Башня Теслы - вот что я имела в виду под словом "косячная".) Ещё бы не озвереть - сидела и долбила месяц без перывов до тех пор, пока получаться не стало.

хм, у меня открывается.) Взгляд у кота правда пришлось перерисовывать - но без учёбы нет и практики. Спасибо!