Рогач опять рисует

@Фортуната, спасибо Помните, что нарисовано на щеке у Бруньки? Вот и объяснение подоспело. Брунька нарисовала себе "гнездо" ради привлечения удачи. "Гнездо" можно рисовать на любой области тела, но обычно для гадания рисуют там, где удобнее подставить символ лунному свету - на голове, на спине, на лапе. Лисица, чью просьбу Звёзды сочли дурной. Теперь ей придётся ходить с этим позорным знаком, пока краска не сотрётся.

@Фортуната, а меня, наверное, больше цепляют не характеры, а антураж, атмосфера и сеттинг. Только сейчас это поняла. Ведь и три последние книги ТЗО я не горю желанием читать, ибо там всё слишком цивилизованно. Вот не лежит у меня к такому душа. И недостатки в "Стражах" меня совсем не напрягали, ведь был великолепнейший мир, прекрасная культура и всё в этом духе. А сюжет, неадекватность поступков героев... Разве в жизни такого быть не может? Когда всё развивается странно и кособоко, когда существа тупят или меняют мнение резко.

С Днём Рождения, урррр!

@Фортуната, хммм, да, может, сюжет порой идёт в не самое удачное русло, однако я не соглашусь, что у Джейкса совы более совиные. По большей части я даже не запомнила, какого вида была та или иная сова в Рэдволле, чего не скажу о "Стражах". В "Стражах" рассказано и про отличия одних сов от других, и про связанный с этим образ жизни (например, Копуша хороший следопыт, потому что он пещерная сова и часто ходит по земле, а ещё у него сильные ноги). Неясыти гордятся своим происхождением, бородатые неясыти - силачи, у сипух самый тихий полёт, сычи-эльфы как бы карлики в мире сов, а пещерные совы, как я уже сказала, роются в земле. В книгах всё это великолепно обыграно, и действительно веришь, что главные герои принадлежат разным видам. Так что я не соглашусь с тем, что у Ласки не подчёркнуто совиное разнообразие. Как раз-таки оно и подчёркнуто! Совы делают то, что свойственно совам: отрыгивают погадки (с чем связаны их разные поговорки, и это круто. Собственная культура! А Рэдволл мало отличен от обычного Средневековья), едят мышек (о да, в Рэдволле совы самые совиные, но Матиас у сэра Гарри Музы аппетита почему-то не вызывает, чего не скажешь о выпечке), летают (и с этим тоже связано куча всего, и полёт описывается тщательно, как важнейшая часть совиной жизни), добывают еду как животные, а не как люди. В "Стражах" реально описана настоящая совиная культура, с совиными традициями и совиным образом жизни. В Рэдволле можно все виды спокойно заменить на национальности людей, и ничего практически не изменится. А в "Стражах" такого провернуть не получится. И да, я бы не назвала Сумрака приторным. Вот совсем. И мне показалось, что герои не слащавые, а трогательные. Маленький умный Копуша, отважная крохотная Гилфи, благородный Сорен, Гортензия, которая пожертвовала собой...

О, иконки классные! А почему совы показались слабыми? Я в восторге от книг была, от фильма тоже. Мне понравилось даже больше Рэдволла, главным образом потому, что совы там не антропоморфные, и мы читаем историю именно про сов, а не про людей с хвостами.

С Днём Рождения!

Всем спасибо Ольх и Ольхева Предхлады - Уин-Тург и Тарви Медовая Шкура. Хорьковая чета наслаждается славной погодкой на террасе Незабытых Пещер.

Глава 34. Семь белоснежных кошек, три росомахи и две куницы пробрались сквозь щербатые листья папоротников и оказались в пронизанной Солнцем дубраве. Величавые дерева, растущие здесь не первую сотню лет, вальяжно расставили свои ветви, они будто застыли во время сладкого сонного потягивания. Жухлые бурые листья, отжившие своё на родительских ветках и, точно взрослеющие зверята, ушедшие в новую самостоятельную жизнь, укрывали почву, не оставляя ни клочка земли свободным от них. Жизнь без родительского покровительства и опеки сделала их грубыми и здорово истрепала. Они пожалели, что в юности так страстно желали скорее оторваться и улететь, и болезненно шуршали, когда слышали заносчивый и самонадеянный шелест их молоденьких зелёных братьев. Но разве до юнцов дошуршишься? Разве можно что-то втолковать тому, кто всерьёз убеждён, будто там – где угодно, но не здесь – жизнь веселее и насыщенней? Из желудей вырастают новые дубы. Они падают на упругую тёплую землю, и эта земля дарует им новое рождение, становится их домом. Но для оторвавшихся листьев земля – могила. Придёт время, и листья сольются с землёй, чтобы дать питание подрастающим деревьям, на которых вырастут новые листья. Яркольд расшвыривал умирающую листву лапами, зарывался в неё и пробовал на зуб прошлогодние жёлуди. Щур неуклюже пытался присоединиться к его игре, но кунчонок был так увлечён, что не замечал этих попыток. Перохвост шла на задних лапах слева от Фир-Фира и скрипучим голосом неустанно что-то рассказывала на протяжении всего пути. Мурли, Плонь и Кисла свернули в другую сторону, стоило только друзьям достичь дубравы. Дубравушки, как её называли все местные, и как её велели величать карты. У трёх отлучившихся сестёр нашлись срочные дела. Вскоре и Бальша оставила компанию, поспешив к Пухляве, дабы отдать ей яйца. Перохвост упросила боевитую Онку сопровождать старшую сестрицу и охранить драгоценную ношу от возможных посягательств. Итого вместе с росомахами осталась только желтодушка, Двугли и Лайка. - Ольхен, а всё же, что ты собираешься говорить Кьорсаку? – как бы невзначай спросила Перохвост, подходя к росомахе вплотную. Фир-Фир слегка замялся и распушил хвост, но отмалчиваться не стал. Не в его это духе. - Видишь ли, я бы поведал тебе, но рассказ этот долгий, и я хочу приберечь его до встречи с рысью. Иначе я устану и могу что-то забыть, если буду несколько раз пересказывать одну и ту же историю. Некоторые факты могут затеряться, отсеяться в процессе многократных пересказов. А я не хочу такого. Поэтому лучше я расскажу её один раз – Кьорсаку. И Кьорсак расскажет её один раз – всем вам. - Вежливо вывернулся, - усмехнулась крадунья яиц и, шутя, шлёпнула ольхена лапой по плечу. – Ладно уж. - Ты лучше скажи, куда мы идём? – обернулась на куницу Варра. – Где мы найдём Кьорсака? Острая мордочка с хитрыми глазками обратилась к светлошёрстной росомахе. Но вместо Перохвоста Варре ответила весёлая кошка Лайка. - Сегодня перед закатом состоятся лисьи пляски в Увитом Доме. Уверена, Кьор ни за что не пропустит такое зрелище. - Хотя бы потому, что считает своим долгом защищать Увитый Дом и хранить в нём порядок, - кивнула желтодушка. – Сами лисьи пляски его мало интересуют, но сохранность руин… Он будет ревностно следить, чтобы никто и лишайничка не смел отодрать от камней, по которым ходила Иктина. - Он любил её? – Варра поддала жёлудь лапой, и он покатился прочь с тропы, найдя убежище под полусгнившим листом. - Он жил ею. А теперь тщательно оберегает всё, что с ней связано, - куница вздохнула и опёрлась о Фир-Фира. – Однажды, вскоре после окончания войны, он нашёл её след. Отпечаток лапы чудом уцелел за столько времени, потому что находился под сводом двух скал. Там проходила тропа, но след остался чуть в стороне от неё, в глине, поэтому его не затоптали. Кьорсак чуть не обезумел, гоняя всех с той тропы, только бы не повредили след. - И до сих пор гоняет? – поинтересовался детёныш белодушки, прыгая в очередной сырой ворох листвы. - Нет, - ответила Перохвост. – Как-то весной случился сильный паводок, тропу затопило и след смыло. Как же горевал Кьорсак. А ведь я сразу ему посоветовала осторожненько тот кусочек глины отколупать вместе со следом и унести в дом. А он упёрся, сказал, мол, разрушить боится, и делать так не будет. Вот и получил. Ну, это так, басенка. А план у нас такой. Идём в Увитый Дом, ждём окончания плясок, а после всей шумихи ловим рысь для разговора. - Мы увидим, как танцуют лисы? – обрадовался Яркольд. – Вот повезло же! - Ага, я просто обожаю их! – радостно мяукнула Двугли, поравнявшись с кунчонком. – Как красиво и слаженно они движутся! Знаешь, их вожак – песец – подбирает только таких лис, у которых лапы чёрные, а тела рыжие как медь. Чтобы у зрителей двоилось в глазах. А танцуют они так пригоже: то плавно, то резко, то бодро, то нежно. А то, что они вечно скитаются и нигде долго не задерживаются, придаёт этому мероприятию ещё больше ценности. Представляете, пришли бы вы на день позже и всё – не застали бы! И разноглазая куцая кошка принялась скакать и кувыркаться, выбрасывая вперёд лапы, стараясь подражать сложному лисьему танцу. Варре, однако, показалось, будто с Двугли случился припадок, и она хотела поспешить на помощь, но вовремя поняла, что ошиблась, и лишь недовольно фыркнула. Младшая из белых сестёр вскоре угомонила свои нетерпеливые лапы. Яркольд, шагающий рядом, едва доставал макушкой ей до холки, когда они оба стояли горизонтально, но у него проросло острое чувство, будто эта кошка едва ли его старше, и сама недавно вышла из детского возраста. Чувство это было ложным. Двугли, как и её сёстры, прошла через всю войну, чуть меньше чем десять лет назад терзавшую Лесье. А по повадкам и настроению – котёнок котёнком. Каменный кунчонок ещё не набрался опыта и не прожил достаточно, чтобы задумываться о таких вещах, но взрослые звери стаи невольно удивились тому, что Двугли, пройдя через страх и потери, через жуткие испытания, сохранила такую наивную доброту и широко распахнутую душу. - О, Яркольд! Я вспомнила! – спохватилась кошка и вперилась в кунчонка своими странными глазами. Тот удивлённо моргнул. – Ты же белодушка! А у вас приветствие это принято… Ну, Покровителя называть. - Я назвал, - чуть не обиделся малыш. - Знаю, знаю. Но, а я-то нет. Я слышала, что каждый вежливый зверь должен ответить на такое приветствие. Итак, мой Небесный Покровитель – Пракошка Фрызк! - Это здорово! – улыбнулся Ярк. – Здорово, что традиции чтят. Это одна из немногих вещей, которую я успел узнать от мамы и папы. - А где твои мама и папа? – Двугли тревожно прижала уши и наклонила голову к морде детёныша, чтобы ему не пришлось говорить громко, если он не хочет. Но Яркольд ответил спокойно, не понижая голоса: - Они ушли. Наверное, им надоело жить в нашем пне. - А почему они не взяли тебя? – удивилась кошка, и её цветные глаза участливо округлились. - Не знаю. Они просто ушли. Наверное, им сейчас хорошо и интересно так же, как и мне. - Почему ты так думаешь? – задала вопрос Перохвост. – Как они ушли? Что сказали? Все вместе ушли? Почему ты не попросился с ними? - Ну, это было ещё когда снег лежал. Мы жили в большом полом пне. У нас было два этажа – на первом мы спали, а на втором хранили вещи. Ели всегда или на улице или в гнезде. У нас было не такое удобное жилище как у Луши, например, или Ряженки. Там не было столов и пуфиков, и печки не было. Только соломенное гнездо, где мы с сестрой спали. Сестра не намного старше меня, на час может быть. Но считала себя уже взрослой и самостоятельной. - А как её звали? – спросила Лайка. - Не знаю, нам не дали имён. Моя мама Скалушка очень боялась навлечь на нас беду, выбрав неправильное имя. Я сам не понимаю этого. Но нас так и не назвали, а моё имя придумала Луша. - Странная мама, - покачала головой желтодушка. Вся компания окружила маленького кунчонка, внимая рассказу, который никому не был известен, даже росомахам. Переведя дух, малыш продолжил: - Мама очень хорошая. Её мех почти рыженький, а на голове зелёный платок. Папин мех темнее, чем мой и мамин. А сестра светлее всех нас. - Как папу звали? – поинтересовалась Варра. - Арцог. Знаете, он родом не отсюда. Мама тоже, но вот папа жил посреди огромной воды. Потом случилось наводнение, и он добрался до земель… эх, он называл те земли, но я не могу вспомнить. - Жил посреди воды? На острове что ли? – уточнила Лайка. - Наверное. Я точно не знаю. И спросить больше не у кого, - Яркольд заметно погрустнел, опустил мордочку, а на его скорбно волочащийся хвост стали цепляться дубовые листья, не потерявшие надежду на лучшую жизнь. - Так что произошло в тот день, когда все пропали? – напомнила светлошёрстная росомаха. Друзья никогда не расспрашивали кунчонка о его семье, боясь сделать больно, но раз теперь всё равно поднялась эта тема, надо пользоваться случаем. - Тихим вечером мы все ютились в гнезде, стараясь согреться. С ужином папе тогда не повезло. Всё было мирно, как вдруг со стороны реки послышались какие-то необычайные звуки. Варра, Щур и Двугли одновременно ахнули. Фир, Перохвост и Лайка просто молча округлили глаза. Не просто так ушла семья Ярка, значит! Не просто так! - Не то вой, не то скрип. Это не было похоже на крик живого существа. Скорей будто что-то тёрлось обо что-то, и получался звук. Но не просто звук, а мелодия. Протяжная и заунывная. Мы все всполошились, а мама перепугалась больше всех. Я почувствовал, как её шерсть встала дыбом и даже заискрила. Она встала столбиком и начала прислушиваться, а когда звук повторился, она выскочила наружу, строго сказав всем нам сидеть на месте. Папа не послушался и через пару минут выбежал следом, строго сказав нам с сестрой не высовываться. Но сестра думала, что она уже взрослая и самостоятельная, и тоже вышла вскоре за папой. Один я послушался и остался дома. Но больше я никого из них не видел. Я сидел и ждал их, замерзая, ждал, ждал, а потом обиделся и вылез, потому что был страшно голоден. Я обиделся на них за то, что они меня вот так бросили. И не вернулись. Все ушли. Яркольд закончил рассказ, и какое-то время в Дубравушке царило молчание. Потом Двугли решила выразить своё сочувствие и стала тереться о кунчонка, успокаивающе мурлыча. - Яркольд, с чего ты взял, что твои от тебя просто ушли? – Перохвост сморщила нос. – Всё указывает на то, что с ними что-то стряслось нехорошее. Странные звуки, а потом все пропали. Ты не думал, что их и в живых может не быть? Ай! Куница резко умолкла, получив затрещину увесистой росомашьей лапой с обломанными когтями. Варра очень сердито смотрела на желтодушку, и в складках на её переносице можно было отчётливо прочесть слова: «Редька и чеснок! Что ты творишь, безмозглая?». Куница потёрла больное ухо и злобно зыркнула на обидчицу, но промолчала. Она поняла свою неправоту. Ярк тем временем ещё сильнее опустил головёнку, и лапки его задрожали, а глаза влажно блеснули. - Т-ты правда так думаешь? – тихо спросил он. – Я… я всегда полагал, что они просто ушли в другое место, а меня забыли. О, Вересковая Ласка… Как я был слеп. Надо было бежать им на выручку, как моя сестра. А теперь их всех нет. - Побежал бы – с тобой случилось бы тоже самое, что и с ними. Неизвестно, хорошее или плохое. Яркольд, запомни, нет верных или неверных решений. А что мы делаем – всё ведёт к лучшему, - светлошёрстная росомаха искренне пыталась его подбодрить. Она даже остановилась и серьёзно посмотрела кунчонку прямо в его рыжевато-карие глазки. Щур тоже подошёл к малышу и понимающе ткнулся лбом в его лобик. - Я рано потерял мать, - прошептал росомашонок. – Она погибла на моих глазах. Утонула в трясине, сражаясь с волком, который хотел пообедать мною. Я точно знаю, что больше её не увижу. Никак, никогда. Никогда не получу от неё совета и больше ничему не научусь. Я сам по себе, я один с раннего детства, и мне, увы, не повезло сразу найти добрых зверей, жаждущих помочь. Я видел гибель самого родного зверя. Ты не видел. Ты не знаешь. У тебя есть надежда. Яркольд протянул лапы вперёд, схватился за горлышко от горшка, надетое на Щурову шею, и притянул себя к росомахе-недомерку, спрятав мордочку в его шёрстке. И зарыдал, попискивая и скуля, переходя на слабенький тоненький вой, тонущий в густой серой шерсти. Щур обнял детёныша и прижал к себе, Солнце играло на его тусклой шкуре, согревая и даруя силы. Росомашонок вспомнил как не так давно он сам вот так же скулился в грудь Варры – первого зверя в жизни, который его пожалел. _____________________ Когда друзья достигли Увитого Дома, Солнце уже ползло за закат. Сотни звуков и тысячи новых запахов напомнили Яркольду Бросхадом. Здесь тоже всё кружилось, играло, жило. Сновали звери, но, вместо того, чтобы радушно поприветствовать Фир-Фира как старинного друга, они лишь недоверчиво косились. Существовало и другое отличие этой столицы. Увитый Дом, иногда именуемый Вьюнодомом, являл собой груду обтёсанных камней, составлявших некогда прекрасный замок. Он был выстроен под началом рыси Кадмарты – первой Ольхевы Лесья - ещё во времена Разгрыза как защита от Карго и его псов. Но Вьюнодом долго не простоял. После великого разделения земель кошки перестали ухаживать за маленьким замком, и природа взяла своё. Скорому разрушению поспособствовала ещё и неумелость строителей, допустивших массу ошибок, начиная от неверного состава закрепительного раствора, и заканчивая стенами разной высоты с кособокой крышей. Тем не менее, все поколения Ольхев жили тут, среди руин. Обвалившиеся стены образовывали ниши и полости, где сооружались комнатки, норки, логова. Но почти всё пространство замка было открыто прекрасным Звёздам, и дожди мочили Тронный Зал, от которого остался только пол, выложенный бледным камнем. Плющ и хмель, неплодоносный виноград оплетали светлые стены. Мох почти не рос на этих камнях, только между ними, куда неопытные строители залили никудышную смесь, легко разрушившуюся от времени. Кунчонок вскочил на обломанный пенёк, составленный из камней. Раньше это сооружение служило подпоркой, либо колонной. Яркольд не знал. Он провёл лапой по шероховатому булыжнику, крепко зажатому своими собратьями. Холодный, грубый, совсем не такой как живая древесина Бросхадома. Но при этом всё же гостеприимный. Эти камни согревались зверями, приходящими сюда. Их песнями, добрыми мыслями и речами. Внутри полуразрушенных стен таилось тепло, но не каждый смог бы его почувствовать. Яркольд, подержав лапку на камне подольше, почувствовал. Лисьи пляски вот-вот должны были начаться, и друзья, следовавшие за Перохвостом и кошками, заняли свои места. Им досталась широкая стенка высотой чуть выше Фир-Фира, стоящего на задних лапах, с которой открывался вид на пустое пространство в центре руин, обычно игравшее роль Тронного Зала. Другие звери, рассевшиеся на голышах, уступах, колоннах, взволнованно переуркивались. Кое-кто устроился на принесённых из дома лежаках. Больше всего сюда пришло, конечно, разномастных кошек и лисиц. Ведь это самые распространённые звери в Лесье. Но встречались и барсуки, и волки, и даже белки, предпочитавшие смотреть представление, не покидая деревьев. Варра, к своему удивлению, увидела ещё и бурую гиену, разлёгшуюся возле упавшей стены. Гиена прикрыла глаза лапой, защищая их от последних лучей Солнца. Вот уж кто здесь точно редкий гость, однако на диковинного зверя больше никто внимания не обращал. Кроме бурой гиены, Варру привлекла так же довольно большая стая собак борзой породы. Стройные, длиннолапые, псы нетерпеливо виляли хвостами, и почти все они были отдалённо похожи на Карха Тирана. Такие же степные борзые. «Кочующая стая, видать», - решила росомаха и продолжила осмотр. Крупные жилистые лисы таскали хворост и складывали его в кучи на полу Тронного Зала. Они не делали замкнутые круги, но в четыре вороха разложили ветви по краям. Так же они таскали пузатые барабаны, тростниковые флейты и другие инструменты для услаждения слуха. По мере наступления темноты, Вьюнодом становился всё уютнее и волшебнее, и чувство такой тихой спокойной и доброй радости плясало во влажных глазах собравшихся. Росомаха огляделась по сторонам и заметила развешенные повсюду фонарики с прозрачными створками. Один висел почти под лапами, и Варра, наклонившись поближе, поняла, что его стенки были сотворены вовсе не из стекла, как она сначала подумала, а из доведённой до прозрачности тончайшей кожи. Действительно, в долгих перелапах таскать с собой бьющиеся вещи чревато, а такой фонарик был и легче и прочнее, к тому же, он умел складываться, становясь плоским как слюдяной пласт. Серебристый лис подошёл светильнику на задних лапах, открыл дверцу и поднёс горящую палочку к фитилю. Огонёк мигом перепрыгнул на удобный насест и ярко разгорелся на радостях. Так были зажжены все фонарики, и в Увитом Доме воцарилось поистине праздничное настроение. Когда Солнце ушло на покой, и его задачу стали выполнять тусклые светильники и игривая Луна, в Увитом Доме наступила тишина. В центр Зала вышел белоснежный лис северной породы и сел перед зрителями, обернув лапы хвостом. Освещённый холодным лунным светом, он казался духом, сотканным из тумана. Золотистые глаза ласково щурились на зрителей, ради которых и жил этот зверь. Эта была его страсть – дарить радость и удивление. Он выждал совсем немного времени, прежде чем начал свою речь, в которой благодарил собравшихся за то, что они пришли, желал всем чудесной ночи и коротко рассказывал о том, где его труппа выступала в прошлый раз. - Это тот самый песец, он главный, - шепнула Двугли Яркольду и остальным. – Он много лет назад придумал этот танец и стал обучать ему других лисиц. Знаете, как называется этот танец? Холке. От слова «Кволке-Хо» и «холка», потому что там какой-то секрет есть. То ли в нагрузке на холку, то ли в том, чтобы следить за холкой товарища, не сбиваясь с ритма. А ещё так удивительно, что сейчас почти лето, а он взял и не полинял, сохранив белую шкуру. Ой, всё, тихо! Начинается! Песец умолк и замер, опустив голову. Следом за ним умолк и Вьюнодом. Заухал барабан. Сначала удары шли друг за другом вяло, нерасторопно. Один… другой… третий… Песец сидел неподвижно. Четвёртый… пятый… шестой, седьмой, восьмой! Всё чаще и чаще опускалась обёрнутая кроличьим мехом колотушка на натянутую кожу, всё гулче становился звук. Снежный лис вскочил на четыре лапы, и каждый барабанный удар заставал его в новой позе, будто принуждая отрываться от земли всякий раз, когда колотушка касается мембраны. И чем чаще это происходило, тем неуловимее делались движения песца. Зрители затаили дыхание, следя за белым призраком, резвящимся в ночи. Он был великолепен! Казалось, что колотушка – это его лапы, а барабан – это каменный пол, на который лис приземляется. И сам он создаёт эту музыку, сам высекает ритм, сам задаёт темп, ни под кого не подстраиваясь. Густой мех развевался на лету, шикарный хвост пропускал сквозь себя лунные лучи, будто действительно был прозрачным. Призрачным. Тень плясала вместе со своим хозяином, соприкасаясь с ним лишь на краткий миг. Барабан бил в одиночку всего несколько десятков ударов. После этого разом вспыхнули все заготовленные костры, и на зрителей дохнуло теплом. Проснулись флейты, зазвенели бубны, брызнули струны, дополнив и обогатив рокот большого барабана. И к беснующемуся песцу единовременно выскочила вся его труппа, на миг замерев за его спиной, но тут же рассыпавшись как рябиновые бусы в неосторожных лапах. Меднотелые лисицы - все как на подбор – скакали словно языки пламени, выбрасывая вперёд тонкие чёрные лапы. У каждой артистки черный мех, охватывающий всю конечность, начинался от плеча на передних лапах, и от колена на задних. Они двигались все как одна, и создавалось впечатление, будто зритель смотрит на одну-единственную лису сквозь стёклышко, преумножающее контуры. Фир-Фир поразился тому, как песцу удалось собрать такую однородную по окрасу команду, но Варра развеяла его изумление, предположив, что лисы-то крашеные. И песец, которому давно уже положено щеголять в буром мехе, тоже. Двугли, свято почитающая эту труппу, возмущённо зашипела на самку росомахи. Лисицы кружились и прыгали, то синхронно, то хаотично, и между ними бился в танце их белый учитель. Музыка играла всё быстрее, всё задорней, зрители пребывали в полном восторге. Они виляли хвостами, восхищённо подбирали лапки на груди, вытягивались столбиками. Некоторые отважились верещать от счастья. Впрочем, им пока никто не сделал замечание. Светлошёрстная росомаха смотрела на танец, но и на сидящих по стенкам зверей не забывала поглядывать. Лучше сразу найти рысь, чем потом, в суматохе и беготне. Ольхен уловил её взгляд и присоединился к поиску. Однако найти Кьорсака в такой толпе было непросто. На чутьё рассчитывать тоже не приходилось – запахов было множество, и все они вперемешку, к тому же сюда пришли и другие рыси, и никто из друзей не знал, как пахнет вожак непокорной Псогару стаи. Варра вдруг осознала, что об его внешности им тоже ничего не известно, и выискать его глазами – затея глупая. Перохвост, Двугли и Лайка были слишком увлечены представлением, и спрашивать их сейчас не представлялось возможным. - Сколько рысей ты видишь? – шёпотом спросила росомаха своего спутника. - Насчитал пятерых, - ответил Фир-Фир в самое ухо подруги, так, что тонкие шерстинки на её округлой ушной раковине заколыхались от его дыхания. - Я вижу троих. А нет, вон четвёртая. Две из них самки, так что не в счёт. Вон тот некрупный самец с белыми пятнами может быть им? - Хм, он не похож на ветерана войны, - смутился бурошкурый самец. - Двугли тоже не похожа, - пожала плечами Варра. - Ну хорошо, а вон тот? Глянь, сидит с платочком на шее, лапы потирает. Возле той кучи борзых. - Может и он, не исключено, - согласился Фир-Фир. – Ты на вот этого обрати внимание. Пятен, правда, нет, но смотрит хмуро. Хотя постой, чего это он на задние лапы встал? - Это вообще не рысь, это камышовый кот, - сморщилась Варра, ибо не любила, когда кто-то путает виды животных. – Он хотел пуститься в пляс, но его усадили обратно, вот он и зол. Сейчас он снова хотел встать, но его опять за хвост дёрнули назад. Сидящая впереди Перохвост резко обернулась на росомах, и её жёлтые глаза, окаймлённые у зрачка голубым обручем, яростно вспыхнули. - Можно потише, а? Надоели! – прошипела она. Варра и Фир-Фир пристыжено опустили головы, и куница вернулась к просмотру. Зато к ним развернулась Лайка, восседающая между желтодушкой и своей сестрой Двугли. Она прыснула себе в усы, подмигнула, и указала лапой в дальний край зрительного зала, на стенку, гибко пригнувшуюся к земле. На ней сверху сидели кошки, рядом с ней – тоже, и гиена, замеченная Варрой ранее, так же виляла хвостом совсем неподалёку. Стенка согнулась, легла на землю под собственной тяжестью много лет назад, но почувствовала препятствие в виде булыгана или составленного из камней блока, и как бы обняла его, коснувшись макушкой пола. Получилась пещерка, открытая с одной стороны, и закрытая этим самым блоком с другой. В этой-то пещерке и лежал угрюмый рысь. В полумраке, потопившем Увитый Дом, было сложно разобрать детали, но при взгляде на пятнистого зверя становилось понятно, что он совсем не наслаждается представлением. Он поднимал голову, смотрел по сторонам, а затем снова безучастно опускал её на лапы. «Когда же это кончится?» - читалось в его глазах даже на таком расстоянии. Варра и Фир-Фир удовлетворённо переглянулись. Теперь оставалось только досмотреть танец и двинуться туда, к согнувшейся стенке. Ольхен коснулся когтем Лайкиной спины, и кивком поблагодарил кошку, когда она обернулась. В ответ белая охотница лучезарно улыбнулась. Музыка стала постепенно замедляться, и лисьи порывы утихали вместе с ней. Лишь Луна всё так же невозмутимо ползла дальше по Небесному Гнезду.

Всем спасибо! А это новый реф на меня.

Гуляем с подругой.

@Фортуната, спасибо Кьорсак.

Вай, какая ласочка!

Заказ

@Элизабет, @Серый странник, большое спасибо! _____________________ - Ты должна была сказать мне раньше. Вечернее Солнце мирно грело земли Лесья, и золотистое марево растекалось по лесным тропам, огибая деревья, заливаясь в ложбины и овражины. Рысь стоял напротив куницы под сенью осин и молодых тополей. - Лузга... - произнёс он, прядая ухом. - Я столько лет на застольях возносил хвалы предательнице. Самой отвратительной предательнице. Почему ты допускала это? Перохвост опустила глаза. Она повсюду славилась как куница не робкого десятка, которая ни перед чем не отступит, которая не признаёт авторитетов. Но сейчас её грызло чувство стыда и глухой печали. Так обычно ноют застарелые шрамы. - Я не могла сказать тебе всё сразу. Я не хотела, чтобы в те суровые дни тебя подкосила весть об измене. Да ещё какой измене... со стороны нашей лучшей подруги. Ты бы не перенёс этого. Верить в свой тыл ты бы уже не мог. - Лузга, я каждый год в день её... гибели... прославлял её "подвиг". Каким же дураком я выглядел. Ты должна была сказать сразу. - Мне не хватило духу. Я сама с трудом это пережила. Когда я вышла на поляну, она стояла там. А позади неё - псы. Она звала меня. Предлагала переметнуться. В лапе она сжимала карту, где отмечено наше убежище.. - Я это понял, ведь ты уже всё рассказала за столом. Но мы должны были узнать раньше, а не спустя восемь лет. Но сейчас поведай мне подробно, не упуская деталей: как закончилась жизнь Переанны? Кьорсак зажмурился и вздыбил узкую грудь, пересечённую следом собачьей челюсти. Страшное напоминание страшной войны. Перохвост тоже закрыла глаза, невольно переносясь в тот день, когда Переанна - полосатая кошка с нездоровой любовью к лигрении - рухнула в сухую листву, напитав её своей кровью. - У меня на лапе был лучесек. Помнишь, в то время я носила оружие? Я не верила своим ушам и глазам, когда она говорила, мол, из-за одной только Салли не должно гибнуть всё Лесье, а ты, Кьорсак, ты - просто влюблённый дурак, исполняющий волю мёртвой Ольхевы. Мол, выдать Салли - самый правильный выбор. Но Салли и так сдалась им. Спасло ли это Лесье? - Я тоже считаю, что мы должны были драться до последнего, и ты это знаешь, - фыркнул рысь. - Я подошла к ней. Сделала вид, будто принимаю её предложение. Одной лапой я взяла у неё карту. А другой - лучесеком её... по горлу.... наотмашь... - Ты перерезала глотку Переанне, - отрешённо пробормотал Кьорсак. - Ты осуждаешь меня? - Как ты ушла от псов? - По деревьям. Карту я забрала и уничтожила. В этот мирный тихий летний вечер под безоблачно-лазоревым небом бушевал ужасающий шторм. Весь он до последней капли помещался в маленькой грудке лесной куницы, отмеченной оранжевым пятном. Только частое и неровное дыхание Лузги давало понять, что внутри у неё клокочет ураган, и ветер ревёт как раненый волк. Сидящий напротив вожак стаи Непокорённых сам был как туча - мрачен и суров. Он удивился, как разом засвербили все его шрамы. - Лузга, - тихо сказал он. Куница шумно втянула воздух носом. Кроме Кьорсака больше никто уже не назовёт её настоящим именем. Она осознала это только сейчас. - Лузга, я хочу сказать, что ты молодец. Я поступил бы так же. Но мы с тобой тоже повинны в том, что наша Переанна превратилась в безвольную тряпку на пороге таверны. Мы ничем не помогли ей в её зависимости. Мы были слишком слепы. Разнотравье дразнило нюх, с поляны повеяло медоносами. Куница и рысь сидели под сенью осин и молодых тополей, тесно прижавшись друг к другу. Они молчали. День почти догорел.

А вы знали, что, если проект приостановлен, то это не значит, что он заморожен навсегда? Я нет. И, сама от себя такого не ожидая, я взяла и нарисовала девятую страницу "Ольхевских детёнышей". К слову, восьмая вышла в 2015 году, так что перерывчик у меня был немаленький. Но это свершилось - и комикс потёк дальше. Я не обещаю, что страницы теперь будут выходить часто, но, если у меня найдётся стимул, десятую я не задержу. А там как карта ляжет. _______________________ Желчный взвар - это специальный состав для своеобразного маринада, в котором землеройки любят готовить насекомых. Традиционная кухня землероек всех видов. Они обожают горечь, и поэтому настаивают свои лакомства на желчи разных животных, которую чаще всего покупают как субпродукт с добычи других хищников. Процесс приготовления взвара долгий и трудоёмкий - желчь варят по особой технологии со мхом и пряностями, и получается склизкий густой бесформенный шматок, который настаивают в медной посуде определённое количество времени в месте, лишённом света. И только после всего этого в желчном взваре можно готовить личинок и жуков. Фафа как раз и разграбила кладовую двух пегих путораков, которые готовили взвар для праздничного блюда.

С Днём Рождения!