03.02.2017, 12:37

, , большое спасибо!

_____________________

- Ты должна была сказать мне раньше.

Вечернее Солнце мирно грело земли Лесья, и золотистое марево растекалось по лесным тропам, огибая деревья, заливаясь в ложбины и овражины. Рысь стоял напротив куницы под сенью осин и молодых тополей.

- Лузга... - произнёс он, прядая ухом. - Я столько лет на застольях возносил хвалы предательнице. Самой отвратительной предательнице. Почему ты допускала это?

Перохвост опустила глаза. Она повсюду славилась как куница не робкого десятка, которая ни перед чем не отступит, которая не признаёт авторитетов. Но сейчас её грызло чувство стыда и глухой печали. Так обычно ноют застарелые шрамы.

- Я не могла сказать тебе всё сразу. Я не хотела, чтобы в те суровые дни тебя подкосила весть об измене. Да ещё какой измене... со стороны нашей лучшей подруги. Ты бы не перенёс этого. Верить в свой тыл ты бы уже не мог.

- Лузга, я каждый год в день её... гибели... прославлял её "подвиг". Каким же дураком я выглядел. Ты должна была сказать сразу.

- Мне не хватило духу. Я сама с трудом это пережила. Когда я вышла на поляну, она стояла там. А позади неё - псы. Она звала меня. Предлагала переметнуться. В лапе она сжимала карту, где отмечено наше убежище..

- Я это понял, ведь ты уже всё рассказала за столом. Но мы должны были узнать раньше, а не спустя восемь лет. Но сейчас поведай мне подробно, не упуская деталей: как закончилась жизнь Переанны?

Кьорсак зажмурился и вздыбил узкую грудь, пересечённую следом собачьей челюсти. Страшное напоминание страшной войны. Перохвост тоже закрыла глаза, невольно переносясь в тот день, когда Переанна - полосатая кошка с нездоровой любовью к лигрении - рухнула в сухую листву, напитав её своей кровью.

- У меня на лапе был лучесек. Помнишь, в то время я носила оружие? Я не верила своим ушам и глазам, когда она говорила, мол, из-за одной только Салли не должно гибнуть всё Лесье, а ты, Кьорсак, ты - просто влюблённый дурак, исполняющий волю мёртвой Ольхевы. Мол, выдать Салли - самый правильный выбор. Но Салли и так сдалась им. Спасло ли это Лесье?

- Я тоже считаю, что мы должны были драться до последнего, и ты это знаешь, - фыркнул рысь.

- Я подошла к ней. Сделала вид, будто принимаю её предложение. Одной лапой я взяла у неё карту. А другой - лучесеком её... по горлу.... наотмашь...

- Ты перерезала глотку Переанне, - отрешённо пробормотал Кьорсак.

- Ты осуждаешь меня?

- Как ты ушла от псов?

- По деревьям. Карту я забрала и уничтожила.

В этот мирный тихий летний вечер под безоблачно-лазоревым небом бушевал ужасающий шторм. Весь он до последней капли помещался в маленькой грудке лесной куницы, отмеченной оранжевым пятном. Только частое и неровное дыхание Лузги давало понять, что внутри у неё клокочет ураган, и ветер ревёт как раненый волк. Сидящий напротив вожак стаи Непокорённых сам был как туча - мрачен и суров. Он удивился, как разом засвербили все его шрамы.

- Лузга, - тихо сказал он.

Куница шумно втянула воздух носом. Кроме Кьорсака больше никто уже не назовёт её настоящим именем. Она осознала это только сейчас.

- Лузга, я хочу сказать, что ты молодец. Я поступил бы так же. Но мы с тобой тоже повинны в том, что наша Переанна превратилась в безвольную тряпку на пороге таверны. Мы ничем не помогли ей в её зависимости. Мы были слишком слепы.

Разнотравье дразнило нюх, с поляны повеяло медоносами. Куница и рысь сидели под сенью осин и молодых тополей, тесно прижавшись друг к другу. Они молчали. День почти догорел.