Глава седьмая
На столе лежала книга об экономике Германии в восемнадцатом веке. Цифры, цифры… Но вскоре они перестали быть просто цифрами и приобрели особую мелодичность, стало интересно их изучать, а затем они мгновенно стали укладываться в голове, потесняя кучу другого хлама на полку. Стол был завален множеством зарубежной литературы, иногда, чтобы её привезти, Николас вызывал извозчика. Читала очень много. Время для сна приходилось вырывать. Главное – никогда нет оправданий, если ты что-то забыл прочитать. Все нужные книги хранились в библиотеке при университете, а если её нет на русском, бери на иностранном – предполагается, что ты его знаешь, иначе – зачем сюда поступать? Взгляд туманно скользил от строчки до строчки, а потом резко в комнату кто-то ворвался, захватив с собой порыв ветра.
Пыль резко поднялась с полок, со стола и закружилась в воздухе. Человек, явно в весёлом расположении духа, чуть ли не подлетел к Николасу и захлопнул книгу, хотя тот даже слова не успел дочитать. В руке Гая пребывала гитара, и он несколько раз провел по ней рукой, громко выкрикнув одно-единственное предложение, удивившее серба до глубины души:
- А я сажаю алю-ми-ниевые-е огурцы-и на брезентовом поле-е-е!
Затем он резко убрал гитару, прислонив её к стулу, и улыбнулся широкой улыбкой, на которую было способно лишь его лицо. Николас всё своё внимание теперь решил уделить Гаю, который, наверное, за этим сюда и пришёл. Резко отбросив все книги в сторону, он вспомнил о своём давно назревшем вопросе и поспешил спросить полушёпотом:
- Так я буду работать в вашей компании?
- Будешь. У тебя выбора нет.
- А как же Вингерфельдт? – поинтересовался Николас.
Гай, имевший аргументы на все случаи жизни, извлёк из внутреннего кармана своего пиджака два небольших куска бумаги, на которых что-то было напечатано. Прежде чем Николас протянул руку, чтоб их взять, Гезенфорд, предвидев это, убрал свою ладонь, предварительно показав рукой знак «стоп». Серб послушно замер, ожидая постепенного раскрытия всех карт, как это водилось у Гая.
- Итак, мой друг, настало время посвящения тебя в наши тайные глубины тайн. Хотя их статус тайности мы всё равно сохраним. Хотя бы ради приличия. Дядя Алекс для того и спрашивал тебя на экзамене – сразу засёк тебя…Бездельника! Не знаю, как ему это удаётся – но нужных людей он чувствует за километры. И пользуется этим даром. Ты думаешь, ты удачно проскочил или хорошо сидел за книгами, сдавая экзамен?
- Нет. Я уже давно так не думаю. После того самого рокового вопроса, заданного на экзамене.
- Вот и правильно, не надо меня пугать. Компания, университет, - всё оно прекрасно и хорошо, самое главное, босс находит своё время на всё, как ни странно. Везде успевает. В этом ему можно позавидовать. Из-за того, что я надоумил тебя на путь истинный, оказался ты у нас и с работой, и с учёбой. Всё как нельзя лучше.
- А знал ли сам Вингерфельдт о моём существовании до экзамена?
- Догадывался… - неопределённо ответил Гай, переведя взгляд куда-то в сторону. – Впрочем, зачем мне о нём тебе рассказывать, когда у тебя и так появится возможность всё узнать без допросов моей личности.
Убедившись, что наступило подходящее время, Гай положил руку на стол, раскрыл её и положил на стол эти небольшие бумажечки. Николас, немного нахмурившись, наклонился над ними и принялся читать, что там написано. Гезенфорд принялся выжидать реакции его. А написано там было вот что:
«29 августа.
Компания «Western Union», Национальный театр, г. Прага
17:00. Состоится концерт по инициативе и при финансовой поддержке главной электротехнической компании Австро-Венгрии и всей Европы для узкого круга лиц, в частности, для встречи всех участников конкурирующих компаний в области электрического производства.
Добро пожаловать!
Билет № 657, место 13, ряд 7.»
Николас долго всматривался в эту бумажку, словно там что-то было ещё написано между строк. Так и не найдя таинственного шифра, он отложил эту бумажку в сторону, под первой оказалась ещё одна, в которых Николас расшифровал ещё один билет на этот концерт. В важности этого мероприятия он не сомневался и полностью доверился Гаю. Последний молча выжидал реакции. Так её и не дождавшись, Гезенфорд решил начать разговор первым, видя что сильное впечатление это не произвело на Николаса и тот сам ожидает, что же будет дальше:
- Ну надо же тебя как-то вводить в нашу компанию… Или я опять ошибаюсь? На сие мероприятие мы пойдём сегодня, этот же день можешь внести себе в биографию как начало карьеры в крупнейшей компании Европы. Я уверен, что тебя примут без отлагательств – тот же вступительный экзамен был авансом перед этим. Обрадовать тебя? Через 15 минут будет без четверти пять, а мы с тобой всё стоим и лясы точим. Не хочешь же ты упустить такую прекрасную возможность посмотреть на самого основателя могущественной компании? Люди о том, чтобы встретиться с Вингерфельдтом, всю жизнь мечтают. А тебе – за даром. Всё. Хватит, встал и давай собирайся! Довольно учёных книг читать!
- Гай, объясни мне последнее – чем я тебе так нужен и необходим, что ты тратишь всё своё бесценное время на меня, словно заботливая мама о своём ребёнке? – задал в упор вопрос Николас, встав из-за стола и натягивая пиджак.
- Ах, ну не всё же так сразу. Что за люди нетерпеливые пошли. Сегодня вечером я посвящу тебя в свои коварные планы, если меня не опередит Алекс, причём в последнем я почти не сомневаюсь – у него это особенность характера…
Когда они вышли из дома, на улице было ещё довольно светло, что со временем обязательно должно было измениться. Не в лучшую сторону. Быстрым шагом, не давая даже Николасу опомниться, Гай повёл его от одного дворика к другому, постоянно сворачивая во все стороны, и серб несколько раз чуть не успел потеряться, однако с ним церемониться не стали бы – в первую очередь это нужно было не столько Гаю, сколько ему самому. Гезенфорд спешил, и явно решил установить очередной рекорд в быстрой ходьбе, как его нагнал серб и в изнеможении крикнул уставшим голосом:
- Прекрати бежать, я ж не поспеваю за тобой!
- Я не могу бежать!!! – крикнул Гай, мастерски делая из себя гениального актёра. – На часах без пяти минут пять. Пред нами здание Национального Театра. Николас, ты меня ещё слышишь? Мы, уже пришли. Я уже постарался сделать всё пунктуальным...
Николас наконец-то смог отдышаться и решил всё-таки посмотреть, куда его завёл Гай, знавший Прагу, как свои пять пальцев. Широкая площадь и театр, величественно возвышавшийся на ней. К зданию со всех концов стекались люди, наверняка тоже спешащие сюда, на концерт. А справа от здания виднелась набережная и перекинутый мост с коваными фонарями. Николас быстро обозрел окрестности и поспешил оставить их в памяти, на что мгновенно отреагировал Гай:
- Только не говори, что когда на старости лет будешь писать мемуары, обязательно опишешь этот чёртов мост со всеми его красотами. Без пяти минут пять! Хватит прохлаждаться, пошли. Это тебе же надо, а не мне. Меня-то на работу уже давно приняли.
Они вошли в здание театра, протиснулись через большое скопление народа, после чего Гай провёл его окраинами на второй этаж, где и планировалось это прекрасное мероприятие. Люди были повсюду, в прекрасных интеллигентских костюмах, смех и какие-то светские беседы слышались на всём протяжении прохода и лестницы театра. Затем, вовремя встав в очередь, Гай отдал билеты тому, кто их собирал, и повёл Николаса как послушную собачку в самый низ зала. Зал был просто громадным и величественно уходил вверх, чтобы увидеть потолок надо было высоко задирать голову к небу. Всё было украшено атрибутами роскоши, что и в правду создало иллюзию встречи особо знатных и богатых людей.
Присев на места, они долго с выжиданием смотрели, на пока пустую сцену. Затем занавес отъехал в сторону, освещение исчезло в зале совсем, а луч прожектора освещал лишь центр зала, где можно было разглядеть рояль и фигурки двух человек. Несколько минут все молчали, затем разразились громом аплодисментов. Чему хлопают, никто не знал. Дождавшись в зале абсолютной тишины, человек, сидящий за роялем, стал нажимать на клавиши, наигрывая печальную и грустную мелодию. Голова его была наклонена, поэтому узнать человека было очень трудно. На рояле, положив ногу на ногу, сидела молодая дама, внимательно слушающая такт музыки, и кивая ему в некоторой задумчивости.
Затем, едва мелодия стала набирать обороты, женщина запела, причём таким голосом, что казалось, красивее его в мире ничего и нельзя было услышать. Николас резко поднял на неё глаза и стал наслаждаться её пением. Пела она на чистом французском языке, нисколько не мешая мелодии, а наоборот, дополняя её, как собственно, и должно быть. Все сидящие в зале с восхищением смотрели на ту пару на сцене. Девушка стала жестикулировать в такт своей песни, затем бросила с вызовом свой взгляд на публику, слегка улыбнувшись. Эта улыбка была просто обворожительной. Казалось, песня могла бы продолжаться снова и снова, но вот голос утих, а за ним и мелодия. Человек оторвался от рояля, повернул свою голову к аудитории, тоже смущённо улыбнувшись. Николас узнал этого человека!
Это был Александр Вингерфельдт. Собственной персоной. Великий учёный прошёлся взглядом по всем сидящим в первых рядах, и тут взгляд его острых глаз остановился прямо на той паре, сидящей в седьмом ряду. На неформальной главе формальной компании – Гае. Рукой он провёл по волосам, затем снова вернулся к роялю и принялся что-то играть, но уже более резко и быстрее. Затем запел неузнаваемым голосом, полных разочарований и надежд. Голос Вингерфельдта был преисполнен музыкальности, а затем ему стал вторить голос девушки, и всё это слилось в незабываемый дуэт, где музыка была просто восхитительна…
Они играли очень долго, но время, казалось бы, остановилось в этом зале Национального театра. Во время исполнения очередной песни, поблёскивающие во тьме глаза Гая резко погрустнели, и он наклонил голову, шёпотом и со вздохом произнеся фразу сидящему рядом Николасу:
- А когда-то этот довольно не молодой человек играл так же, будучи простым рабочим…
- То есть? – заинтересовался сразу Николас.
- Ах, об этом я расскажу после концерта, - усмехнулся Гай и отвернул голову от негодующего серба, преисполненного удивления и возмущения.
Едва очередная песня окончилась, Гай всех быстрее вскочил с места, поаплодировал стоя и потянул Николаса за собой – но не к выходу, а куда-то вниз, к сцене. Люди, идущие им на встречу, просто недоумевали, видя несущегося без головы парня в кепке, одержимого своей идеей прибежать вниз. Николас вдруг увидел в районе балкона смутно знакомую женщину, приглядевшись, он узнал её – да, это была Драгутина! Серб рванулся вверх, однако Гезенфорд так же резко потащил его вниз, и лишь взглядом приходилось пожирать фигуру знакомого человека. Правда, сам Гай никакого внимания не обращал на то, что думают о нём и его действиях в частности, упорно идя к своей поставленной цели, не взирая на то, что иногда приходилось кого-то толкать и отдавливать ноги. В конце-концов, так, перепрыгивая через ступени, они добрались к своей заветной цели, поднялись по ступеням на лестницу и прижались к стене. Рядом же, окружённый вниманием нескольких человек, стоял Вингерфельдт собственной персоной, выражая всем видом какого-то монарха, будто мир был у него в кармане. Изо рта у него торчала сигара, дым от которой довольно быстро уходил вверх и растворялся. Гай, недолго раздумывая над дальнейшими действиями, подошёл сзади, и осторожно потянул его за плечо.
- Алекс, тут к тебе дело есть… Очень, очень важное!
Раздался тяжёлый, грузный вздох, на который был способен лишь Вингерфельдт, и с театральным разочарованием и видом a la «я ничтожество», обернулся. Глаза его были полны печали и какой-то грусти. Но всё это лишь притворство, а учёный, как известно, был великим актёром, умело играющим на чувствах других людей. Он взглянул на Гая, словно бы тот отнял его от важного дела, потом взгляд упал на стоящего Николаса и в глазах промелькнуло лёгкое недоумение, после чего всё внимание перешло на серба.
- Этот малый и есть причина нашего разговора? – спросил, хитро подмигнув Вингерфельдт.
- Ты угадываешь мои мысли, я думаю, можно отойти куда-то в более безлюдное место – эти люди просто перекричат нас, и мы так к ничему и не придём! – Гай намекал на тех. В окружении кого стоял несколько минут учёный. В их компании то и дело слышались громкий смех и громкие голоса, чего терпеть было просто невыносимо.
Вингерфельдт предложил довольно обтекаемый вариант, заключающийся в выходе из зала вообще. Они нашли укромное место на улице, где было довольно мало народа и решили начать разговор. Александр Вингерфельдт изящным жестом вынул из внутреннего кармана пиджака портмоне, на который в своё время удачно попался Гай, как на удочку.
- Так о чём ты хотел меня спросить? – прищурился учёный, вынув сигару изо рта.
- Ах да, - начал вспоминать Гай. – Я давно намекал тебе, Алекс, что требуется расширение компании. Толковых людей мало – их искать надо. Мы ведь не хотим себе потом грызть локти, когда подобные золотые руки оказываются у конкурентов, верно я мыслю? Да, мой дорогой друг Фарейда, познакомься с этим человеком. Как ты помнишь, наша компания называется «Wingerfeldt Electric». Так вот, это основатель нашей компании – Вингерфельдт. Электрик.
- Хм… А с чего-то ты взял, что этот умник и есть те самые «золотые руки»? – Вингерфельдт с подозрением вглядывался в лицо Николаса, словно там было что-то написано.
- О! Вот в том-то дело! – Гай был доволен этим вопросом, словно заранее ожидал его. Возникло ощущение, что в рукаве он держал заранее приготовленные несколько тузов. – Этого молодого человека я застал ещё в поезде, когда ехал в Прагу, но это не имеет никакого отношения к делу. Он починил электромотор, над которым наши ребята возились уже не один день. Наконец, после нашей последней ссоры, этот молодой человек починил твои часы! – и довольный Гай, зная, что произвёл впечатление, достал из кармана починенные асы, в последний миг решив новые оставить себе. У Вингерфельдта мелькнуло на лице страшное удивление, глаза его были подобно лошади Мюнхгаузена, когда тот на ядре полетел.
- Ах, вот в чём дело… Похвально, похвально! – он взял в руку часы и долго смотрел на них, никак не веря своим глазам. – Значит, я сделал правильно, что пропустил этого человека к нам… Кхм… Гай, а не его ли ты имел под новым сотрудником, которого хотел привести в нашу компанию?
- Его, его, - горячо закивал Гай. – Мы должны его взять обязательно.
- Что он, безымянный что ли? – улыбнулся Вингерфельдт, поразив своей простотой Николаса. – Всё к нему в третьем лице обращаемся. Как вас зовут, молодой человек?
Николас взглянул сначала на лицо Гая, затем перевёл взгляд на учёного, выглядевшего достаточно солидно чисто из-за умения держаться на людях. Взгляд из-под густых бровей буравил лицо насквозь, и сербу как-то неловко стало в душе, представляясь этому прекрасному господину:
- Я Николас Фарейда. Серб. Из того маленького посёлка, что рядом с Госпичем.
- Ах! Так мы земляки! Именно оттуда пошла наша компания. Нет ничего нелогичного… - Вингерфельдт закусил сигару, всматриваясь в лицо студента. – Говоришь, будешь на нас работать?
- Мне бы очень хотелось этого, господин, - взгляд Николаса упал на землю.
Посмотрев тоже вниз, но не найдя там ничего привлекательного, Вингерфельдт вновь взглянул на узкое лицо человека с чёрными глазами. Внешность ему привлекательной не показалась, однако на это внимание не уместно обращать в первую очередь. Выждав определённую паузу, Вингерфельдт тихо сказал, обращаясь к Николасу:
- Не надо меня называть господином… Я не люблю подобные фамильярности. Зови меня Алекс. Гай, так в чём же проблема? Ради этого стоило устраивать такое событие с отрыванием меня от важных дел компании?
- Но не могу же я без ведома главы компании вершить за спиной свои коварные замыслы. Куда мы возьмём его на работу? Вот о чём я думал всё это время…
- Наверное, эти думы мешали тебе спать всю ночь, - уголки рта Вингерфельдта приподнялись в жестокой ухмылке, он был явно не в духе и несколько разозлённый на всё на свете. – В нашем коллективе ему будет нелегко. Хотя, посмотрим. Время должно нам будет показать, кто прав, а кто виноват, верно я говорю? Главное, чтобы ему удавалось прекрасно сочетать работу с учёбой, иначе отсутствие одного пагубно скажется на втором. Предлагаю сначала сделать из него инженера-электрика. Их у нас дефицит. Работа пусть и однообразная, но поможет вжиться в наше русло, иначе мне бы очень не хотелось, что бы взлёт его карьеры был слишком резким и привёл к должности помощника руководителя. Вы, молодой человек, знаете ведь это дело?
- Да, я этому учился когда-то…
- Вот и прекрасно! – загорелись глаза Вингерфельдта, и учёный похлопал его по плечу. – Мне кажется, мы сработаемся. Все последующие мелочи, в частности, касающиеся работы, зарплаты, я думаю, можно решить на месте. Простите, Николас, а где вы живёте?
- У меня, - вставил своё слово до сих пор молчащий Гай, причём ледяным и холодным тоном. Расспросы прекратились, и Вингерфельдт умолк на середине разговора.
Николас долго смотрел на этих двух людей с абсолютно разными характерами, но одержимыми одной идеей, и связанными судьбой друг с другом. Вингерфельдт потушил сигару и кинул её в стоящую специально для этого урну, после чего внимательно стал изучать взглядом свои починенные часы. Словно вспомнив что-то, он обратился к Гаю, вид которого по большей части напоминал бандитский, не смотря на интеллигентский костюм:
- Да, извини друг, я погорячился, когда мы с тобой поссорились…
- И ты извини, если от этого тебе станет легче на душе, - сказал скороговоркой Гай, сам нарываясь на неприятности. – Так когда мне можно приводить этого молодого человека в нашу банду пустоголовых лиходеев?
- Я буду ждать его хоть с завтрашнего дня, - развёл руками Вингерфельдт и обернулся назад, словно увидел что-то. Но вслух ничего не сказал.
Гай подмигнул Николасу, после чего обратил свой взор по направлению, в которое смотрел учёный. Кто-то бежал им на встречу, и по мере приближения человека, серб догадался, что это та самая девушка, которая пела сегодня на концерте. Она подбежала к ним троим, причём от неё исходило светом и радостью, что вызвали лёгкое недоумение у стоящего в тени Гая.
- Дядя Алекс! Дядя Алекс! – она оббежала его кругом, после чего повисла на шее, громко смеясь и улыбаясь. Вингерфельдт из магната, на которого он хотел быть похожим, сразу стал плюшевым медведем. – Меня взяли в их оркестр! Теперь я смогу продолжить свою мечту стать солисткой…
- Ах, продолжила бы ты ещё и свою мечту закончить Медицинскую Академию, - улыбнулся Вингерфельдт, а девушка тут же смущённо спрятала лицо, но поспешила вновь показать его.
- Ах, академия… Но у меня же есть работа, а таким, как я, образование лишнее будет лишним. Сам-то ты образования не имел никогда!
- Но меня и замуж никто не возьмёт! – продолжил учёный, явно смотря на неё, как на родную дочь. – Такому гению, как мне образование уж точно не нужно. А вот ты не гений – воздух в голове гуляет… И что, собираешься всё на свете успеть?
- Конечно же да, дядечка. Я всё-всё буду успевать! И всё с успехом… Неужели ты во мне сомневаешься? – она театрально подвела руки к лицу, для придания выражения «Какой ужас». – Только вот тут проблема есть одна. Денежная.
- Ну, смотри у меня! – погрозил пальцем Вингерфельдт и послушно достал портмоне. – Скоро ты, мой зайчик, вытрясешь все последние деньги у своего богатого дядюшки на свои безделушки.
Даже такой великий человек, как наш учёный, был бессилен устоять перед таким штурмом. Странно было видеть того, кто начинает давить, можно сказать, всю Европу под себя, в таком беспомощном состоянии, как сейчас. Отсчитав крупную сумму из своего кошелька, он вручил их этой девушке и тяжело вздохнул, прекрасно зная об их участи и посему заранее сожалея о том, что им предназначено быть выброшенными на ветер.
Николас взглянул на эту девушку, так весело увивавшуюся вокруг спокойного и железного Александра Вингерфельдта. Рот был раскрыт в весёлой добродушной улыбке, лицо узкое, вытянутое, чуть ниже носа была памятная родинка – как принято говорить – «на удачу». Волосы мягко касались лица, закрученные и такого же, рыжеватого оттенка, как у дяди Алекса, но всё же больше золотистого цвета, они подчёркивали его форму, и до шеи были обрезаны. Внешне она чем-то отдалённо напоминала своего родного дядю, но профиль и тонкая натура были далеко не под стать гиганту электрического бизнеса. На шее красовался блестящий на солнце медальон, через плечо была перекинута простая сумка, напиханная до невозможности какими-то бумагами. Всё это создавало эффект светской красавицы, прыткой, юркой, непостоянной, которой она по сути дела и являлась.
- Ах, Гай, я тебя сразу и не заметила! Здравствуй!
- Не для того я укрывался в тени, чтобы меня замечали, - фыркнул в ответ Гезенфорд.
- А кто это молодой и симпатичный человек рядом с тобой? Такой тихий и скромный. Уж не очередного ли ты Нерста нашёл, Гай?
- Боюсь, у него свой, запоминающийся характер. Нерсту до него ещё дорасти надо, верно я говорю, Алекс? – подмигнул правым глазом Гай. – Мне кажется, мисс, вы сегодня были просто прекрасны! Однако, замечу, от ответственности это вас ещё пока не освобождает.
- От какой-такой ответственности? – округлила она невинно глаза.
- От убийственного… Пирога! – расхохотался Гай дьявольским смехом. – Я-то помню, как ты однажды заикнулась, что приготовишь его в честь праздника. Я всё помню! Не увильнёшь.
- Пощадите, пощадите, господин! Мне ведь ещё жить надо! Я украшу его кровавыми… клюквами! Как вы прикажете, сэр! Как вы прикажете!
- Ах, Мэриан, рано или поздно ты кого-нибудь доведёшь своими выкриками.
Гай опять растворился в темноте, поблёскивая глазами, и изредка напоминая о себе покашливанием, которое шло у него то и дело, словно бы простуда охватила его. Вингерфельдт, имевший привычку смотреть на часы, поспешно заметил, что ему уже пора, и, сунув портмоне обратно к себе за пазуху, пошёл вперёд, подхватив и Мэриан, что-то весело рассказывающую ему в приступе очередного вдохновения. Дождавшись их ухода, Гай отодвинул кепку от лица и взглянул на Николаса, сделав несколько шагов вперёд:
- Ну вот, собственно и всё, зачем я тебя сюда тащил за уши. Теперь же мы можем спокойно топать обратно, а ты можешь задать все вопросы, касающиеся моей личности и Вингерфельдта в частности.
- Кто была эта девушка? Она ему племянница?
- Да. Работает у нас машинисткой, а ещё поступила в Медицинскую Академию, в которой явно учиться не собирается, и любит петь. Собственно, как и её привилегированный дядюшка.
- Откуда это у вашего босса такие способности к музыке?
- Ха, они были у него ещё давно… - махнул рукой Гай. – Я ещё успел застать то золотое время, кода рабочий электротехнической компании Александр Вингерфельдт давал концерты простым людям, и все восхищались таланту и слуху этого гениального музыканта, в то время как он сам являлся всего-навсего простым электриком. Впрочем, работу он бросил быстро, поняв, что так прибыль не сделаешь. И стал собирать свою компанию. Зелёным он тогда ещё был юнцом. Но уже грубым и тщеславным, за что получил кличку в обществе – «Лорд», за своё аристократическое подражание и похожего рода поведение. Меня он выловил случайно, когда приезжал к нам в Уэльс, - Гай после своего монолога на миг прервался, сорвал травинку и куснул её, после чего продолжил. – Тогда ему нужны были люди. Я, в то время злостный воришка, удачно хотел обокрасть этого мудрого господина, за что и поплатился… Работой в предприятии по изготовлению дверных замков!
- А как же это он умудрился тебя, вора, за руку поймать? – опешил от удивления Николас.
- Дядя Алекс никогда не был таким белым и пушистым медведем, каким он кажется. На самом деле за тонкой творческой натурой прячется лицо циника и скандалиста. Он выходец пусть из высшего сословия, но судьбу имел такую – мама, не горюй! С воровством он прекрасно умел бороться и я часто прихожу к мнению, что он специально всё подстроил, чтобы меня тогда поймать в Уэльсе. А почему он меня поймал и как он прекрасно владел ловкими пальцами, об этом он поведает тебе сам на месте. Завтра. Собственно, несноснее характера, чем у этого человека, я в жизни не встречал – такова уж его природа, то нас заводить своим громоподобным рыком, то тихим шёпотом выгонять прочь. Талантов у него масса, которые он все постепенно открыл и целиков бросил их на освоение модного в это время бизнеса, связанного с электричеством. Что ж, компанию он подобрал себе из таких же дерзких, вредных людишек, не имеющих никакого образования, как и он сам, но зато отличающихся широким кругозором. Собственно, наглые дилетанты с воображением, знающие выход из любой ситуации. А сам Вингерфельдт по праву может считаться мозгом компании, упорно ведя её вверх, ибо у него никогда не иссякают идеи на всякие рискованные, но хорошо оплачиваемые предприятия. Я уверен, ты не пожалеешь о том, что пришёл работать именно к нему, ведь конкуренты наши далёко копошатся где-то внизу, изредка напоминая о себе тявканьем шавок из-за угла. Впрочем, это уже не так важно. Важен сам Вингерфельдт.
- То есть, ты решил предать тайне те качества своего босса, позволившие тебя поймать?
- Их ты уже разгадаешь и без меня, мой друг. Раз уж так тебя интересует судьба нашего всеми любимого дяди Алекса, так уж и быть, я никуда не денусь и могу рассказать эту историю до подробностей – благо не даром же я её знаю до таких подробностей. Достаточно сказать, что Вингерфельдт никогда не учился. Хотя, это не совсем правда – ведь какое-то время он проходил в школу – всего пару месяцев, после чего его публично обозвали тупицей и выгнали. Пришлось получать домашнее образование. Да и не только домашнее… Он начинает распродавать всякие там газетёнки, а затем случился неожиданный поворот в его жизни – он спасает сына директора телеграфного агентства буквально из-под поезда, и тот в благодарность обучает его телеграфному коду. Дядя Алекс вскоре становится довольно популярен, как один из самых быстрых телеграфистов того времени, а помимо всего прочего он был глух на одно ухо – но это уже не в тему. Для своих опытов времени у него всегда хватало, и дома проводил он кучу экспериментов. Кстати сказать, если ты даже сейчас зайдёшь в его дом, то в самой нижней комнате, почти в подвале, можешь увидеть на полках расставленные по порядку всякие там любопытные баночки и ёмкости с надписью «опасно!» или «яд». Говорят, один раз он чуть не взорвал дом своими экспериментами, поговаривали, что он изобретает какое-то мощное оружие, но эту славу у него нагло похитил Альфред Нобель, изобретя динамит. Опыты довели Вингерфельдта до крайней черты и вскоре он начинает медленно развиваться самостоятельно – организовывает с кем-то там (запамятовал) компанию одну, где отныне и начинает свою деятельность. Это мы знаем, что компания официально появилась в 1895 году. На самом же деле истоки у неё куда глубже идут. Вот например, имя Генри Форда ты ведь знаешь прекрасно?
- Слышал, - кивнул Николас, заинтригованный.
- Вот. А ведь он свой первый автомобиль и конвейер изобрёл не где иначе, как работая на компанию Вингерфельдта. Конечно Форд потом организовал своё дело, но это не так уж и важно – главное сам факт. Это маленькое предприятие стало разрастаться и в итоге мы сейчас ведущая компания в области электротехники. А у Вингерфельдта всегда есть мания – развиваться во все направления. Он не иссякаем на идеи. И этим заражает других, что обеспечивает высокую работоспособность всей компании. Как-то так.
Гай резко замолчал, и в вечерней тишине можно ещё было услышать пение птиц. Оба резко затормозили, всматриваясь куда-то вверх. На самой высокой ветке сидела небольшая птичка, заводившая одинокую ночную трель. В глазах Гезенфорда мелькнуло восхищение. Он долго стоял под деревом, слушая с очарованием песню. Когда же наконец птичка сорвалась с места и улетела в небесную высь, он тихо произнёс находясь всё ещё под воздействием природы:
- Да разве хоть один певец сравнится с обыкновенной такой птицей? Я бы ни копейки не дал любому певцу любого ранга, а вот птица… Я всегда говорил, что животные и птицы всегда краше людей. Они не умеют обманывать, им не знакомы пороки, которые пронзили общество ещё со времён Царя Гороха. Впрочем, меня уже не туда понесло сейчас, - Гай улыбнулся. – Так вот, ты всё время у меня интересовался, зачем ты мне нужен. Так и быть, я возьмусь раскрыть эту великую тайну. Начну сначала. Возможно, мои рассуждения покажутся наглостью, но правду я скрывать не буду. Покуда есть такие умные головы как ты, мне легче делать карьеру, делать наш бизнес. Чего греха таить, и ты, и Вингерфельдт – вы все лишь декорации, на фоне которых мне суждено играть главную роль и делать свои коварные делишки исподтишка. Собственно, для меня ты – просто ходячий мешок с деньгами, который я собираюсь потихоньку раскрывать.
- Зачем такая откровенность? – Николас был поражён услышанным до глубины души.
- Мне терять нечего. В отличие от тебя. Я могу сказать что угодно – и мне за это ничего не будет. Увы, с детских лет я достаточно насмотрелся на окружающее меня общество и просто возненавидел его. Может, я прекрасно владею нравами коллектива, но в душе мне суждено остаться волком-одиночкой. Мне противны многие люди – смотреть как они копошатся, пытаются что-то сделать. Они не знают, что будет завтра, а всё планируют, планируют. Расстраиваются из-за мелочей, которые в их жизни значат всё… Я думаю, кстати, что в тебе затаился талант изобретателя.
- С чего тебя посетила эта идея? – Николас чуть не запнулся, и Гай слегка усмехнулся неловкости своего товарища.
- Вот Вингерфельдт – человек способный. Но не больше. А ты – талантливый. Что, скажешь, что всё, что ты умеешь – это всё ты вычитал из своего старого потрёпанного журнала? Да, пусть сейчас ты не известен на весь мир, но я уверен, апогей славы тебя не минует, и тогда имя Фарейды будет мелькать во всех газетах, затмив все остальные. Я способен ещё вычислить людей гениев. Думаю, ты как раз к ним относишься. Не надо возражать! Если я так сказал, ни меня, ни себя этим ты не переубедишь. Так что, будь спокоен живи своей жизнью. Своё мнение я высказал, твоё дело – творить, и не зарывать талант в землю. Завтра будет великий день, вот увидишь…
Больше Гай не говорил, оставив все сомнения и предрешения за этим деревом, идя одиноко вперёд и насвистывая песню на ветру. Николас с некоторым содроганием шёл за ним, погрузившись в свои раздумья, и не слыша даже пения птиц. Они так и дошли до дома – порознь, не сказав друг другу ни слова.
А вечером пришло письмо из родного дома, подписанное рукой матушки Николаса. Как оно дошло сюда – серб так и не понял, впрочем, в этот радостный момент ему было не до этого. Подхватив дорогой сердцу конверт, он вошёл к себе в комнату, где со слезами на глазах вскрыл его и принялся читать. В эти минуты лишь потрескивание воска отвлекало его. Дочитав страницу, он отвлёкся и взглянул в окно. Там стояла жуткая тьма – такая же была и в далёком посёлке рядом с границей Австро-Венгрии. Письмо тронуло до глубины души, и он вновь представил себя маленьким мальчиком, который в страхе перед наказанием, стараясь не шуметь, читал книгу, имея при себе лишь сальную свечу.
Вернувшись в этот мир, он долго не мог уснуть, всё думая о своей покинутой родине. Обратного пути нет – если он вступил на этот путь, то должен следовать ему до конца. На том и порешил, после чего в глазах встала белая пелена. Сначала всё было белым-бело, потом всё стало черным-черно. И всё, всё, всё замерло.
