Пикачуха

Лэнг Это не вполне тактично. Я понимаю. Есть время в жизни каждого человека, когда опасно смеяться над тем, что формирует вкус и мироощущение. Это приносит боль и обиду. И если "Мельница" является позитивным, важным для души, то пародировать её - всё равно что танцевать на гробах.

Ну, что создаёт атмосферу уюта? В первую очередь еда. Особенно хорошо приготовленная. Так что еда нужна затем, чтобы добавить в Рэдволл позитива.

А у нас регулярно бывает пирог с ягодами) Чаще всего с мороженой малиной или смородиной. Дать рецепт?

Я вообще не люблю супов(

В Рэдволл. Есть хочу!)

Как и я. Мне не слишком понравились голоса дублёров, но это отдельная песня.

Я явно обидела Silver, причём, возможно, не в лучший момент её жизни. Я считаю, что травмирующий фактор следует уничтожать.

Удалите, пожалуйста, мою тему "Пародии на группу "Мельница" в разделе "Стихи, песни, баллады". Я поняла, что в здешних кругах они неприемлемы.

Зверски вы)) Клуни Крюк)) Люблю, когда отрицал живучий. Как мой любимый книжный злодей - Мордаунт))

Слэгар - он не только хитрый, но и манипулятор. В своей мести бил по самому больному месту. Это если мы говорим об уме, который помогает злодею делать пакости...

А Семёнова пишет, что самые дальнобойные луки - арабские и славянские, не цельные, а склеенные из пластинок разных пород дерева. Я могу вам прислать сканы из её книги "Мы - славяне".

"Свинья Ниниан". Все мы привыкли - св. Ниниан, а кто это такой? Неожиданная трактовка...

Да, но Роза в общем-то из Солнечной долины, а это мирная территория. Интересно, где она морды-то бить научилась...

Крегга вообще дожила до уровня генсека)))

Ромуальд Пока не складывается...

ДЮМАНСКОЕ ПОПУРРИ Часть1. Узник, или Туда и Оттуда Жил-был в камере за решёткой узник. Не в какой-то там VIP-камере для олигархов, где со всех сторон торчат пульты д/у и пахнет обедами из ресторана, но и не в фото-, не в видео- и даже не в цифровой камере, где вообще не на что сесть и нечего съесть. Нет, камера находилась в замке Иф, а значит - была благоустроенная. Она начиналась идеально прямоугольной, как плитка шоколада, дверью, не выкрашенной никакой краской, зато с сияющим номером 34 точно посередине. Дверь открывалась внутрь, в небольшое помещение, по размерам похожее на лифт, но лифт без кнопок и жвачки на стенах и тоже очень благоустроенный. Это вовсе не значило, что стены были обшиты панелями, пол выложен плитками и устлан ковром, а вдоль стен стояли полированные стулья. Не было здесь и крючочков для шляп и пальто, так как узники, как правило, не принимают гостей. В замке господствовал принцип экономичности: спальня, ванная, погреб, кладовая (да-да, в некоторых камерах находят настоящие кладовые), гардеробная (странно, но факт - наверное, для ради важности), кухня, столовая и ещё много чего располагались за одной и той же дверью и более того - в одной и той же камере площадью 16 квадратных аршин. Наружная стена находилась по левую руку от входа, и только в ней имелось окно - глубоко сидящее квадратное окошечко, забранное решёткой, из которого, если постараться, можно было увидеть небо и даже море в аккуратную клеточку. Камера находилась довольно глубоко, а может, и в самом глубоком подземелье замка Иф - название, которое знали здешние жители на много миль вокруг. Тюремщик нашего узника... кстати, что такое узник? Пожалуй, следует рассказать об узниках подробнее, так как в наше время они стали редкостью и теперь называются авторитетами, шестёрками и бритоголовыми. Настоящий узник - это нечто совсем иное. Растительность на голове он не бреет. Да и в целом он выглядит равнодушным к окружающему миру, если не считать его примечательного умения уничтожать все следы подкопа, когда всякие неуклюжие верзилы, вроде коменданта с тюремщиком, с шумом и треском ломятся в камеру. У узников тощий пустой живот; одеваются они одинаково, преимущественно в поперечно-полосатое; почти никогда не смеются, даже после обеда - а обедают они, как правило, дважды в день, если получится, причём первый обед называется завтраком, а второй - ужином; в остальное же время узник полностью предоставлен самому себе на своих 16 аршинах. Теперь вы знаете достаточно, и можно продолжать. Как мы уже сказали, тюремщик нашего узника (то есть Эдмона Дантеса) звался Антуаном. О тюремщиках говорили и говорят разное, но в их работе есть одна пренеприятная сторона: время от времени (не так уж часто, но и не раз в двести лет) кто-нибудь из узников пускался на поиски приключений на свою небритую голову. Он исчезал вполне деликатно, и администрация старалась замять это дело, но факт остаётся фактом. Нельзя, впрочем, сказать, чтобы с тех пор, как Антуан устроился на работу в замок Иф, кто-нибудь из его подопечных пускался на поиски приключений. Но мы поведаем вам о том, как одного из узников (обитателя той самой камеры, которую мы так подробно описали в самом начале) втянули-таки в приключение, и в результате он начал говорить самые неожиданные вещи и совершать самые неожиданные поступки. Может, он и потерял что-то по ходу дела, но вот что он приобрёл - это целая история. А дело было так. В одно прекрасное утро, когда в замке Иф было меньше шума и больше узников, а клопы, мыши и разная ползучая мелюзга были многочисленны и благоденствовали - так вот, в то самое утро Эдмон Дантес лежал на койке и считал кирпичи на потолке. (Это было его основным занятием с тех пор, как он объявил голодовку). И как раз в это время в камеру к нему прокопался аббат Фариа. Аббат Фариа! Если вы слыхали о нём хоть четверть того, что слыхали мы, а мы слыхали лишь малую толику того, что рассказывают о нём, то вы были бы готовы к происшествиям самого шизофренического свойства. Истории и приключения вырастали как грибы всюду, где бы он ни появлялся - а поскольку в данный момент он сидел в замке Иф, то времена там назревали ой-ой-ой какие беспокойные. Впрочем, мало кто в замке слыхал о нём. Он угодил за решётку ещё в то время, когда зарплата Эдмона называлась карманными деньгами. Так что в то утро ничего не подозревавший Эдмон просто увидел, как из стены вылезает какой-то старик с долотом. На старике была видавшая виды тюремная одежда, он был по самые уши в пыли, и ещё у него была длинная и давно не стриженная седая борода. - Доброе утро! - ляпнул Эдмон. Он сказал это просто потому, что должен был что-то сказать в такой необычной ситуации. (А заодно и убедиться, не мерещится ли ему старикан. Мало ли что может приглючиться после месячной голодовки? Да что там - не далее как вчера ему пришла в голову мысль причесать собственные ноги щёткой). Но Фариа, дотошный, как и полагается учёному, сразу же взял его в оборот. - Что вы хотите этим сказать? - въедливо спросил он. - Просто желаете мне доброго утра? Или констатируете - безо всякой аргументации - что утро сегодня доброе? Или имеете в виду, что сегодня утром все должны быть добрыми - в том числе и тот тюремщик, который назвал меня психом? - И... и то, и другое, и третье, - ответил растерявшийся Эдмон. - И ещё... если бы я был на свободе, я пригласил бы вас к завтраку. Но завтракать нечем. Я всё уже выбросил. - Прелестно! - саркастически заметил аббат Фариа. - Но мне, знаете ли, некогда думать о завтраке. Подумать только, до чего я дожил: я, аббат Фариа, хочу докопаться до наружной стены, а мой потенциальный напарник отделывается от меня своим "добрым утром", как будто я акциями вразнос торгую! - Аббат Фариа! Боже милостивый, неужели вы тот самый... который подарил кардиналу Спада пару бриллиантовых запонок собственного изобретения - они ещё застёгивались сами, а расстёгивались только после пяти минут чертыханий? Тот самый, который рассказывал тюремщикам такие дивные истории про несметные сокровища, про злобных кардиналов и безобразия Борджиа? Бог ты мой, до чего всё это шизофре... я хотел сказать, интересно! Я даже не думал, что вы ещё и... в гости ходите. (Вы, вероятно, удивились эрудированности нашего узника, но ничего удивительного в этом нет: и про сокровища, и про бриллиантовые запонки Эдмон уже несколько раз слышал от словоохотливого Антуана). - А что мне ещё делать? - пожал плечами Фариа. - Впрочем, визит в вашу камеру не совсем входил в мои планы. Но, я вижу, вы не так уж безнадёжны. Во всяком случае, вы хоть что-то обо мне знаете. Поэтому я приношу вам извинения за вторжение. И пойду ещё дальше: я приглашаю вас принять участие в приключении, которое я устраивал для себя одного и которое называется побег. Уверяю, нам с вами это будет полезно, а то и выгодно, если на этот раз мы докопаемся куда нужно. На прощание Фариа посоветовал Эдмону записать где-нибудь на стене: "Фариа, подкоп, завтра".

ЕВГЕНИЙ Навеяно творчеством "Ночных снайперов". Предупреждаю, логики никакой. Я запрещу себе стрелять Я вырву серьги из ушей Я разобью магнитофон Я прогоню себя взашей Столкну с балкона И стопка книжек на окне На трёх фальшивых языках Пунцовый лак разлит везде И на луне, и на строках Ни слова больше А к пальцам липнет шоколад Со вкусом серной кислоты Я не могу себе простить За то что я за то что ты А не Евгений Разлука вложена в браслет Судьба уходит из-под ног Я вам бросаю из окна Мотки нехоженых дорог И разбивается сапфир О чёрно-красную волну В прозрачном хрусте облаков Я слышу лишь свою вину Зачем не раньше А к пальцам липнет шоколад Со вкусом серной кислоты Я не могу себе простить Зачем не я зачем не ты Зачем Евгений Прости, Евгений

Это - особенно ! Редкая тема среди молодых авторов!

Жёлтый зверёк с курносым носиком-кнопочкой, глазками-бусинками, которые поблёскивают из-за очков, с шоколадными полосками на спине, круглым животиком и зигзагообразным хвостом. А так как мыша я не простая, а японская, то одета в зелёное кимоно с земляничками и бантом на поясе.

СОВЕСТЬ БАСКЕРВИЛЕЙ Жёлтая жухлая кочка чавкнула и провалилась под ногами. "Что за чёрт!" - подумал Стэплтон. Он же только что тыкал в неё палкой - она казалась вполне надёжной. И вообще, разве он не мог пройти по этим треклятым болотам с закрытыми глазами? А притащить сюда собаку Баскервилей? Тупое животное рвалось с поводка и в любой момент могло потащить его за собой в одно из зелёных тинистых окон. Вот тебе и конец главы, думал несостоявшийся Баскервиль. Было даже не столько страшно, сколько чертовски досадно. Он и не собирался орать и звать на помощь. Кого? Холмс и компания не дураки, чтобы гоняться за ним по трясине в такой туман. Сидят небось в Баскервиль-холле, наливаются горячим пуншем и (убил бы, если б достал!) подсмеиваются над ним. Какого чёрта он затеял эту баскервильскую историю? Мог бы без лишних затей накормить и дядю, и племянника болотными шампиньонами. А для верности подсыпать бабочковой морилки. Всё равно бы на проклятье списали. Стэплтон осторожно потянулся к ближайшей кочке. И тут из разрыва тумана перед ним в грязь хлопнулось что-то тёмное. Болотная жижа брызнула Стэплтону в лицо. Он протёр глаза. Собака. Дохлая. На чёрном боку жирными светящимися буквами было намалёвано: "ПОЛУЧАЙ СВОЁ НАСЛЕДСТВО!" - А-а! Помогите! - заверещал Стэплтон, выплёвывая тухло пахнущую зелёную гадость. - Не нужно мне вашего баскервильства! Я больше так не бу-уду!!! Перед глазами поплыли жирные зелёные разводы, а потом - спасительный удар затылком обо что-то твёрдое. ... - Джек! Тебе что, кошмар приснился? Стэплтон открыл глаза. Он лежал на полу, а над ним стояла Бэрил со свечкой. Во дворе заходилась воем изголодавшаяся фамильная псина. - Ты знаешь, Бэрил, - пробормотал он, одёрнув пижамную куртку на тощем животе, - не буду я тебя держать. Бери своего сэра Генри и уматывай в кругосветку. А замок Баскервилей мы с Френклендом всегда отсудить успеем...

Я нашёл, что это дельная мысль. Мы опять залезли на гору, взяли карандаш с бумагой и составили такое письмо: М-ру Элронду, Ривенделл. Мы спрятали вашего подопечного в надёжном месте. Не пытайтесь искать его самостоятельно. Если вы хотите снова увидеть Арагорна живым, вам придётся заплатить две тысячи у.е. мордорской валютой. Завтра в 11 часов вечера отравляйтесь на Троллиное нагорье и положите шкатулку с деньгами под лапу самого жирного тролля. Не пытайтесь впутывать в это дело дунаданов и прочие силовые структуры, иначе вы больше никогда не увидите вашего мальчика. Два злодея. Мы три раза перечитали это письмо, потом я сложил его в виде птеродактиля и запустил в сторону Ривенделла. Когда оно улетело, мы с Психом обнялись и на радостях сплясали «Канкан в аду». Арагорн куда-то подевался, изрезав перед этим все наши пожитки. Тем не менее Псих был счастлив, как никогда. - Слушай, Глюк, - сказал он мне, - может, он и от нас сбежал? Наконец-то я усну спокойно… Эта фраза навела нас на дельные мысли, и мы с Писихом завалились спать на верхушке Заверти, на всякий пожарный случай очертив вокруг себя большой круг. На закате меня разбудил оглушительный визг Психа. Не шипение, не сипение, не завывание, ни один из тех звуков, которых можно ожидать от голосовых связок порядочного назгула – нет, именно земной, ужасный, унизительный визг, каким визжит Галадриэль, увидев на мэллорне колорадского жука. Ужасно слышать, как в девятом часу вечера в Пустоземье визжит большой, страшный призрак. Я вскочил и с ужасом обнаружил, что мальчишка сидит на Психе и сверлит своим обломком его кольчугу в том месте, в коем назгулу угрожает скорейшее развоплощение. Тут уж я не стерпел, стащил его с Психа и отодрал за уши. Он обиделся и погрозил мне культяпкой. Я оттащил Психа в сторону и еле-еле привёл в себя. - Что происходит?.. – неразборчиво пробормотал он. Не успел я ответить, как над ухом у меня что-то просвистело, а через секунду я увидел, как Псих повалился вниз вверх тормашками и воткнулся в таком положении в землю, как редиска на грядке. Арагорн прятал в карман рогатку. Это окончательно вывело меня из себя, и я собрался отхлестать его, но мальчишка внаглую начал оправдываться: - Во-первых, нечего было трогать Вождя дунаданов! А во-вторых, я вообще не думал, что так получится. А правда, Псих здорово торчит? Со стороны это, может, и было здорово, но Психу такое положение явно не нравилось. Во всяком случае, я битый час выдёргивал его обратно. Наконец Псих посмотрел на меня и заявил дохлым, но твёрдым голосом: - Знаешь, Глюк, убегу я отсюда, как пить дать. Эта двуногая ракета сведёт меня в могилу, даром что я дохлый. Я задумался, что бы ему ответить, но тут что-то шмякнулось мне на голову. Я огляделся в поисках Арагорна, но это оказалось письмо, сложенное в виде – представьте себе – падающей звезды. Я развернул его и прочитал: Двум злодеям. Я ознакомился с вашими условиями и считаю, что они не слишком разумны. Поэтому предлагаю вам компромисс: вы приводите Арагорна домой и платите мне 50 у.е любой валютой (кроме мордорской). Постарайтесь сделать это ночью. Только держитесь подальше от Каминного зала, не мешайте эльфам отдыхать от Арагорна. С совершенным почтением, Элронд. - Великий Саурон! – воскликнул я. – Это же форменный шантаж! Но тут я перевёл взгляд на Психа и увидел в его глазах мольбу побитой собаки. - Глюк, - говорит он, - ну что такое, в конце концов, деньги? Если я проведу с ним ещё один день, меня свезут в сумасшедший дом. Глюк, я готов за тебя в Ородруин, и в Бруинен, и к Барлогу в зубы. Но с тех пор, как мы украли эту самонаводящуюся бомбу, я ничего другого так не боюсь – кроме, может быть, ещё «Телепузиков» по палантиру. Конечно, тут я сразу понял, как должен поступить настоящий друг. Нам с трудом удалось отловить Арагорна и уговорить его вернуться с нами в Ривенделл. Мы наплели ему, что Элронд купил ему настоящую мифрильную кольчугу и что скоро его возьмут на войну с орками. Ровно в полночь, в то самое время, когда мы рассчитывали уже унести ноги с денежками, Псих собственноручно отсчитывал в руку Элронду пятьдесят брыльских серебрушек – всё, что у нас осталось. Когда мальчишка сообразил, что мы его оставляем, он взвыл не хуже любого назгула и вцепился Психу в ногу, и оторвать его было ещё труднее, чем Голлума от красной икры. Как Элронду в конце концов удалось это сделать – сам поражаюсь. - Сколько вы сможете его держать? – спрашивает Псих, пятясь к дверям. - Силёнки у меня уже не те, что в прошлую эпоху, - отвечает Элронд, - но за десять минут я вам ручаюсь. - Отлично, - говорит Псих. – За десять минут я перевалю через Туманные горы, пробегу через Гондор и Рохан и как раз успею добежать до мордорской границы. Хотя ночь была очень звёздная, Псих очень толст, а я умел очень быстро бегать, я нагнал его только на перевале Красного рога.

О том, как два назгула похитили Арагорна... ВОЖДЬ ДУНАДАНОВ Дельце как будто бы подвёртывалось выгодное. Но я начну по порядку. Мы были с Чёрным Психом на северо-западе, возле Ривенделла. Тогда-то нам и прошло в голову сделаться похитителями. Должно быть, как говаривал потом Псих, «нашло помрачение ума», но пока мы об этом даже не подозревали. Есть там одна хоромина, без всякого намёка на современные удобства, и, конечно, называется «Последний Домашний Приют». Я-то в простоте душевной полагал, что это концертный зал – там всё время пели так, что крыша тряслась – и только потом сообразил, что надо же этим лужёным глоткам где-то жить. У эльфов чадолюбие развито значительно сильнее, чем в Мордоре, и мы решили сыграть именно на этом. К тому же мы знали, что за нами никого не пошлют, кроме пары полоумных эльфов, которые будут носиться по округе, оглашая воздух идиотскими песнями. Жертвой своей мы выбрали не эльфёнка (чёрт их знает, сколько им лет), а дунаданчика по имени Арагорн, с которым сам Элронд носился, как дурень с писаною торбой. У мальчишки была насупленная физиономия и глаза такого цвета, как мэллорн, который переехали паровым катком. Мы не сомневались, что добрейший Элронд выложит за него никак не меньше двух тысяч у.е. Однажды мы с Психом взяли катафалк и поехали в Ривенделл. Мальчишка вырезал на заборе своё имя обломком меча. - Эй, Арагорн! – крикнул Псих, извлекая из-под плаща моргульский клинок. – Хочешь получить мороженое и прокатиться? Мальчишка, не говоря ни слова, вытащил из кармана рогатку и запулил круглым камнем Психу в лоб. - Они за это дорого заплатят, - проворчал Псих, разглядывая вмятину в шлеме. Мы всё-таки запихали его в катафалк. Он дрыгался, молотил кулаками и тыкал всюду своим обрубком. Мы приехали к горе Заверть, где в лощине у нас был лагерь. Там я оставил Психа с нашей добычей, а сам поехал отвести катафалк обратно. Возвращаюсь – Псих вертит в руках покорёженный шлем, а мальчишка завладел его седлом и вырезает на нём своё имя. - И что это у нас происходит? – вопрошаю я. - Ты его ещё не видел, - вздыхает Псих. – Это сейчас он стал потише, а пока тебя здесь не было, тут такое творилось! Извержение Ородруина по сравнению с ним – просто мультик по палантиру. Он обзывает себя Вождём дунаданов, а я – старый ангмарский король, и когда на рассвете вернутся сыновья Элронда, меня будут долго и торжественно пинать. - Потерпи, приятель, - серьёзно сказал я, - и подумай о тех у.е., с которыми мы смоемся в Мордор! Я притащил Арагорну поесть (ни один паршивый орк не будет морить пленника голодом, если рассчитывает хоть что-нибудь за него получить), но у него, видно, было крепко завинчено в голове насчёт того, что нельзя брать еду у незнакомых призрачных дядек, и он опять замахал своей культяпкой. Впрочем, когда мы отошли в сторону, Арагорн всё-таки набросился на еду. При этом он каждые пять минут вспоминал, что он вождь дунаданов, вскакивал и начинал бегать по лощине, прислушиваясь и осматриваясь. - Скажи-ка, Арагорн, - поинтересовался я, когда это веретено с шилом в заднице в шестой раз плюхнулось на траву, - тебе не хочется домой? - Не-а, - отозвался он, хрумкая сухарником. – В Ривенделле мне здорово надоело. Эльфы только воспитывают, а на войну не берут. Мне у вас нравится. А почему Псих такой зелёный? Я с натянутой улыбочкой растолковал ему, что дядя Псих немножко приболел и поэтому его не следует обижать, а вообще-то он жёлтенький и пушистенький. Но, похоже, мальчишку этот ответ вполне удовлетворил, потому что он опять рванул на разведку. Однако через пару минут он вернулся, завалился на траву и вскоре уже спал, как бревно. - А знаешь, - сказал я Психу, - таким он мне даже нравится. - Хорошо бы он проспал так ещё пару дней, - вместо ответа пробурчал Псих, - боюсь я его. Мы с Психом взобрались на вершину горы Заверть и сидели там в обнимку, боясь пошевелиться и разбудить его. Наконец, то ли я, то ли Псих – в общем, кто-то из нас, а может, и оба сразу – начал клевать носом, и вскоре мы заснули и повалились вниз. Но лично я ничего не заметил. Правда, мне снился премерзкий сон, будто бы я подавляю восстание орков, которые подожгли крепость и оглушительно галдят. Когда я проснулся, я не понял, сплю я или не сплю, потому что кое-что из моего сна продолжало меня беспокоить. Кто-то (или что-то) по-прежнему вонял и вопил. Я открыл глаза и увидел Арагорна, который носился по полянке с оглушительными воплями, и с ужасом сообразил, что он поёт эльфийскую песенку. Честно говоря, я предпочёл бы услышать от него самые оскорбительные выражения в свой адрес. - А ну заткнись! – прикрикнул я и пошёл разбираться, чем это воняет. Оказалось, что за ночь мальчишка развёл костёр и бросил туда здоровущую охапку ацеласа – вонючей эльфийской конопли; целая поляна этой паршивой травки обнаружилась возле нашего лагеря. Я слетал за водой и залил костёр, но вони не убавилось. Тут проснулся Псих и забормотал сквозь сон: «Ну, ты, убери за собой…» - ему, видно, снилась санкомиссия в Кирит Унголе. Мальчишка тут же подскочил, набросился на Психа и начал колотить его своей культяпкой по голове. Скажу я вам, не хотел бы я оказаться на месте Психа. Его шлем гудел так, что мне пришлось зажать уши. Когда же я наконец подхватил Психа за шиворот, он висел, как мешок, и ноги у него подгибались. Арагорн сейчас же вытащил верёвку и привязал Психа к дереву каким-то заковыристым узлом. Мне вспомнились его вчерашние угрозы насчёт «отпинать», но, судя по его поведению, сейчас он собирался сжечь Психа на костре. Я отогнал его и с большим трудом разрезал верёвку. Псих повалился на траву, как тюк сена, потом открыл глаза и пробормотал: - Глюк, знаешь, что бы я сделал, если б я был Сауроном? - Ты полежи, - говорю я ему, - ты ацеласа надышался. - Запретил бы дунаданам размножаться, - отвечает он. – Слушай, Глюк, давай скорее напишем письмо Элронду, а то нам, пожалуй, и не удастся сбыть с рук эту нуменорскую бестию!

так выглядит город который сломался и смотрит широко распахнув глаза как будто надеясь что кто-то поверит что это не просто предвечерний бред рождённый из осколков неконченной беседы и пазла огней на чёрной геометрии благоразумно укрывшихся в тень домов просто это город который на секунду понял что песня всё равно оборвётся раньше чем остановится старенький троллейбус на перекрёстке с поворотом в небо просто это город которому на полсекунды стало грустно от незваной мысли что в нём уже не будет меня

ВМЕСТО ДНЕВНИКА Я не хочу и не могу Высказать всё, что меня гнетёт. Я лучше зароюсь лицом В голубую кошачью шерсть, Чтобы никто не видел моих слёз, Когда часы пробьют ровно шесть, Хотя в них давно кончился завод. Я не хочу и не могу Высказать всё, что меня гнетёт. За стеной звучит "Воин вереска", А я никак не закончу эскиз, И кто на нём - не знают даже голуби, Облюбовавшие мой карниз, Следящие за мной уже не первый год. Я не хочу и не могу Высказать всё, что меня гнетёт. По моим запястьям можно прочесть, Сколько раз я пыталась сказать "Прощай". А когда не получалось - дышала на стёкла И думала о самых простых вещах, И знала, что это никогда не уйдёт. Я не хочу и не могу Высказать всё, что меня гнетёт.

Почему мне нельзя построить виртуальный домик-тему? Сообщениями не вышла, или японской мыше в ЛЦМ жить не полагается?