Последняя роза

[Генерал]

Последняя роза

«Куда ты идёшь?» - спросил восточный пилигрим, встретив на своём пути Чуму.

«Я иду в Багдад, мне нужно уморить пять тысяч человек».

Несколько дней спустя тот же пилигрим повстречал Чуму уже на пути домой.

«Ты сказала, что идёшь в Багдад, чтобы уморить пять тысяч народа, а вместо того убила пятьдесят тысяч», - упрекнул он Чуму.

«Нет, - возразила Чума, - я уморила только пять тысяч, а остальные умерли от страха».

I

На дворе стоял век четырнадцатый. Тогда в Европе зверствовала чума. Она опустошала целые города, унося с собой миллионы жизней. Всего за несколько лет чума унесла, по меньшей мере, четверть населения Европы. Пережившим безудержный разгул «Чёрной смерти» казалось, что наступил конец света. Спасения от неё не было.

На страницах одного манускрипта была изображена Смерть, разящая стрелой и короля, и римского папу. От «Чёрной смерти» не было спасения ни богачу, ни бедняку. Правда, состоятельные люди могли бежать из городов в деревни, но зачастую они увозили с собой и чуму.

Многие регионы, например, Скандинавия, полностью обезлюдели. Смерть косила всех – молодых и старых, богатых и бедных. И высока была смертность среди священников, проводивших много времени с умирающими.

А некоторые города, Милан, например, отделались совсем лёгкой жертвой.

И никто не мог назвать причину тому явлению. Но люди бежали из городов, а многие просто действительно умирали со страху.

Но были и другие. Они были сильнее страха и сильнее болезни.

Именно о них повествует одна средневековая легенда.

II

Солнце померкло для этого города вместе с эпидемией. Она пришла неожиданно, с каким-то торговым судном и быстро расползлась по всему городу, каждый день беспощадно захватывая всё новые и новые жертвы на разных концах городка. Люди боялись выходить из дому, а багровое небо затянуло серыми тучами.

Серое небо придало некогда солнечному городку оттенок уныния, превратило его в безлюдный городок, опустошённый.

Постоянно звенел колокол в далёкой башне, возвещая о новых погибших. Он и не переставал звонить. Город погрузился в скорбь.

И всех поражала непредсказуемость чумы.

Можно было лечь спать, не подозревая о болезни, и не дожить до утра.

От чумы умирало такое множество народа, что приходилось рыть много общих могил. Но трупов было так много, что многие жертвы так и оставались гнить там, где их постигла смерть.

Чума пришла сюда, как искра и быстро превратилась в настоящий пожар. И никто не знал от неё лечения. Врачи не знали подлинной причины болезни и потому было трудно найти лекарство от неё, и они начали применять всякие причудливые средства, которые, естественно, не помогали.

Так встретил этот город и следующее утро, которое принесло с собой новые жертвы и новое горе.

III

Гретхель было пятнадцать лет. Несмотря на такой возраст, она всё ещё была не замужем. Она происходила из бедной семьи, жившей в скромном домике в восточной части города.

Первой болезнь поразила именно районы трущоб, к которым и относилось бедное их семейство.

У неё длинные русые волосы, красивые большие глаза, нежные губы. Она была ещё слишком молода для того горя, которое готовила ей судьба. И сейчас она сидит над постелью тяжелобольной матери, ещё вчера ходившей совершенно здоровой.

Утром, когда она пришла с базара, на неё обрушилась страшная головная боль, а потом лихорадочный жар, который затем сменился ознобом. И сейчас она тяжелобольная лежала в постели, а Гретхель и не думала отходить от матери, хотя она чувствовала тошнотворный и болезнетворный запах, возвещавший о скорой смерти.

Этот запах охватил всю комнату, где лежала больная, и бедная Гретхель невольно поражалась, что даже на милом лице матери вдруг появился отпечаток скорой кончины. Ничто не возвещало хорошего.

Мать бил страшный жар. Гретхель едва успела менять мокрые тряпки, что прикладывала к её голове, чтобы хоть частично облегчить страдания матери.

Всё было напрасно.

Ровно через три часа семье Гретхель пришлось звать священника для отпевания умершей.

IV

Его звали Фредерик. Это был невысокий стройный юноша с чёрными глазами и постоянным серьёзным выражением лица.

Он шёл, как призрак, как тень по грязной улице города, прижимаясь к стенам дома и со страхом смотря вперёд. Унылый пейзаж города. Всюду лежали тела умирающих или уже умерших. Бедный район, что поделаешь.

Небо прорезали крики птиц, и ему в этом увиделся какой-то знак.

Он вспомнил слова священника. За день до появления чумы небо стало багровым на закате, и священник предрекал наступление беды, которая должна была потом охватить весь город за какие-то неискупленные грехи. Как теперь в это не поверить?

Город постепенно вымирал.

Нет, всё же ещё не умирал.

Возле одного из трактиров царило какое-то оживление.

С появлением чумы люди стали искать выхода из беды. Многие пытались бежать, многие обращались за помощью к религии, иные наглухо запирались в своих домах, были и такие, которые перед лицом неизбежной смерти старался напоследок провести время в увеселениях.

У Фредерика от чумы умер вчера отец и старший брат. Болезнь поразила неожиданно, и последний скончался через пару часов, а у отца появились странные опухоли, набитые гноем. Он умирал мучительно.

И сейчас Фредерик, ещё держащий перед глазами страшное лицо умирающего отца, спешил прочь. Куда глаза глядят. Всюду чувствовалось приближение Смерти. Всюду её запах. Он забивал ноздри, он проявлялся в погоде, проявлялся в настроениях.

Бежать! Бежать отсюда!

И он ускорил шаг. На одной из улиц он повстречал какого-то врача, которому удалось собрать вокруг себя человек десять. Он им рассказывал, что изобрёл чудодейственное средство от болезни.

- Для спасенья всего лишь нужна смесь из патоки десятилетней выдержки, мелко изрубленных змей, вина и шестидесяти других компонентов. И сейчас я их озвучу.

Бедные люди, потерявшие надежду, ему верили. А Фредерик только горько усмехнулся. Он знал, что ничто уже не поможет.

Он слышал советы и других врачей. Больной должен был спать сначала на правом боку, а потом на левом.

И он не помнил ещё ни одного человека, который бы выжил после того, как применил бы хоть один из указанных методов. Горькая правда врезалась в глаза.

А Фредерик всё шёл и шёл по улицам, обезумевший от страха и отчаяния, которыми пропах весь город.

Неужели совсем нет выхода, и они действительно раньше в чём-то согрешили, за что кара их постигает до сих пор? Неужели дети виноваты в чём-то перед Господом? Почему смерть разит одинаково и только что зарождённую жизнь и стариков?

V

Гретхель тихо плакала, сидя на открытом окне. Смерть безжалостно забрала её мать, и она осталось лишь с отцом. Больше никого. Никого не было рядом. Её сердце, ещё юное, ещё жившее романтикой и впечатлениями было испугано тем, что пришлось пережить.

За что они заслужили такое наказание?

И лишь один отец, хмурый от горя, произносил задумчиво:

- Господь забирает только тех, кого посчитает нужным. И с этим ничего не поделаешь.

Сегодня среди густых чёрных прядей волос папы появилась седая прядь и несколько новых морщин. Отец жутко постарел за это время. А сейчас он бессмысленно смотрел в одну точку. Смерть матери, которую он любил, подкосила его основательно.

Гретхель взглянула в окно, надеясь увидеть хоть какой-нибудь знак, который бы рассказал ей, кончится ли это всё когда-нибудь. Она просила лишь о том, чтобы рассеялись тучи, она хотела увидеть свет.

О, как она боялась! Как страдала. Боль пронизывала всю ещё ребяческую сущность и сейчас Гретхель нервно оглядывалась по сторонам. Она слышала, что их соседей болезнь ещё не тронула, а других безжалостно выкосила полностью.

И тут, когда она опустила взгляд вниз, она увидела какого-то юношу, что с тоской смотрел на небо, спрашивая у него ответа за всё содеянное.

Здесь их взгляды и пересеклись.

Несколько секунд они смотрели друг на друга и вдруг юноша улыбнулся.

Детская, добрая улыбка.

Как Гретхель давно не видела улыбающегося человека! И увидев эту странную гримасу, её поразило словно громом. Сердце пронзительно застучало, и она тоже слегка улыбнулась, свет отразился на её лице.

Ещё мокрое от слёз лицо на миг стало выглядеть естественным для ребёнка. Она снова вспомнила, что значит улыбаться.

А потом юноша, бросив последний взгляд ей, пошёл вперёд, пока не исчез за другими домами, вселив в сердце хотя бы одной жительницы свет.

VI

Фредерик шёл быстро, никого не замечая, пока ноги сами не принесли его к дому. Он волновался. Жутко стучало сердце.

Он улыбнулся! И это после всего-то, что случилось.

Фредерик вошёл в пустынный дом, в котором некогда кипела жизнь, и не спеша подошёл к матери, которая в безутешном горе замерла у окна. Странный запах смерти всё ещё продолжал витать в комнатах.

Испуганные глаза матери взглянули на юношу.

- Я принёс хлеба, - тихо произнёс Фредерик, чтобы хоть как-то привести мать в чувство.

Она лишь пожирала его лицо глазами, но не могла вымолвить ни слова. Фредерик, не выдержав её взгляда, опустил глаза в пол.

Надо же! Он жил всего в нескольких домах от того дома, в котором жила девушка, научившая его улыбаться. Даже в самый трудный момент.

Но сейчас он снова был в тесной комнатушке, в которую едва проникал свежий воздух, и снова перед его глазами встало лицо умирающего отца, которое он отогнать был уже не в силах.

Весь вечер успокаивал он мать.

А ночью ему так и не спалось.

Два видения боролись между собой – той девушки и умирающего отца, и чтобы как-то спастись от них и от того запаха, заставлявшего бешено стучать сердце, он вышел из дома.

Взобравшись на дерево, что росло близко к дому, он осторожно пробрался на крышу, где увидел множество звёзд. Полночи он так тут и просидел, напряжённо всматриваясь в небо. А потом к нему вернулось спокойствие, едва он ударился в мечтания.

Фредерик и сам не заметил, как уснул.

VII

Когда он проснулся, над ним уже занимался день. Солнце на миг выглянуло из-за туч, осветив его чёткий профиль, но продержалось совсем недолго и вскоре исчезло.

Спуститься с крыши Фредерика заставил дождь.

Ему казалось, дождь оплакивает всех погибших. Он шёл тихой стеной, монотонно капая по крышам, дороге. А чума продолжала уносить новые жертвы.

Когда он вернулся в дом к матери, он увидел, что хлеб так и остался нетронутым. Мать всё так же неподвижно сидела у окна. Но на этот раз, едва заметив сына, она произнесла слабым и неузнаваемым донельзя голосом:

- Зови врача, сын!

В этой просьбе было что-то совсем тревожно-жалобное, и Фредерик испугался. Он мчался во весь опор к дому врача, который едва успевал принимать больных.

Когда Фредерику всё же удалось выловить его, он пришёл к ним на дом и долго-долго сидел с матерью. Причём юношу поразил его страшный вид.

На нём был балахон, шляпа, маска и очки. Защитная одежда.

А потом врач обернулся к нему и просто выгнал прочь, попросив оставить ненадолго его с матерью.

Фредерик ушёл из дома каким-то опустошённым. Всё равно врач матери не поможет, подозревал с горечью юноша. Никто ещё не спасся от чумы. И это был полный конец. Он один, совсем один в этом мире.

Одиноко шлёпая ботинками по грязи, он снова шёл, куда глаза глядят. Потом он случайно наткнулся на одну интересную находку.

Возле одного из домов росла высокая роза. Он долго смотрел на её цветы и поражался, как что-то ещё может цвести в неживом, полумёртвом городе. Когда Фредерик коснулся одного из цветков, он увидел на них капли росы. Как будто чьи-то слёзы.

Смотря на красный цветок, он почему-то вспомнил про ту свою знакомую, что обменялась с ним улыбкой.

Фредерик решительно сорвал цветок, больно уколовшись шипами. Он зашипел от боли, а когда она прошла, призраком снова пошёл к тому заговорённому дому.

Почему заговорённому? Там он увидел свет. Во всём городе не было света, а там он его увидел. Там ещё была жива надежда. И это его поразило. Может, этот дом просто привиделся ему, и в этих фантазиях он просто пытается уйти ото всего горя, что окружало его? Кто знает.

И, тем не менее, он незаметно продолжал скользить к домику, где жила маленькая Гретхель с отцом.

VIII

Гретхель этим утром снова появилась у окна. В её маленьком трепещущем сердце снова загорелась надежда. То вчерашнее событие дало ей небольшой толчок к жизни, показало ей, что в этом мире, чёрном и мрачном, ещё есть место свету.

И сейчас она снова сидела у окна, ожидая появление какого-то несуществующего чуда. Она верила, и эта вера держала её на ногах.

Отец был словно в оцепенении. Он ничего не ел вчера, и сегодня так и не притронулся к еде. Его стали одолевать страхи. Он сидел в дальнем конце комнаты, в углу и тени, не подавал виду. Он даже не разговаривал.

Эти запуганные люди, которые уже боялись всего на свете, пугали Гретхель. И она не могла поверить, что её вечно живой и жизнерадостный отец может превратиться в такого угрюмого и практически несуществующего человека. Он был как призрак.

Девушка расчёсывала свои волосы, сидя на подоконнике и с сомнением глядела на улицы, по которым изредка когда промелькнёт какой-нибудь человек.

А потом она дождалась.

Гретхель увидела его ещё издалека. Мягкая, плавная походка, почти как у призрака. И он приближался. Приближался к её дому.

Бешено билось в груди сердце, и она чуть не вывалилась из окна, пытаясь вытянуть шею, чтобы получше его разглядеть.

А потом он оказался рядом с её домом. В выражении его глаз Гретхель прочла неумолимое горе и страх. А потом они вдруг исчезли. В его глазах появилась улыбка.

И она снова увидела тот свет и улыбнулась в ответ. А потом юноша достал свою правую руку, в которой что-то было сжато, и кинул ей.

Гретхель с семьёй жила на втором этаже, поэтому могла поймать то, что ей кинули. Это оказался цветок. Она чуть было не уронила его, уколовшись о шипы, но удержала в руке. Это была роза. Настоящая свежая красная роза.

Несколько минут она не сводила глаз с цветка, а потом снова улыбнулась юноше. И тот улыбнулся в ответ. Сердце открыло путь вере и надежде. И чему-то новому, неведомому ещё этой девушке из бедной семьи.

Она всё любовалась на цветок и почувствовала, что вся мрачность и горе отходят на задний план.

IX

Фредерик спешил домой. Волнение охватывало его, когда он вбегал по лестнице в комнату своей матери.

Он ещё не пересёк её порога, как почувствовал тот самый запах. Запах Смерти.

Фредерик замер на месте. Дрожь пробежалась по его телу. Он знал. Он подозревал это внутри души. Он подозревал, что его мать уже не спасти, он чувствовал, что слишком поздно, слишком напрасно.

Он долго там стоял, как вкопанный. А потом что-то заставило его прийти в себя, и только тогда он смог войти в комнату.

Врач, сгорбившись, сидел над матерью.

Фредерик не спеша вошёл в комнату с бледным лицом. Врач обернулся на него и ответил ему невидящим взором. Металлическим голосом, прорезавшим слух юноше, он произнёс:

- Ей ничем нельзя помочь. Пройдёт время и она присоединится к своему мужу и детям. У неё чума.

Врач поднялся с кровати и медленно пошёл вперёд, ступая неверными шагами. Остановившись возле Фредерика, он похлопал его сочувственно по плечу и вышел.

Юноша тут же подбежал к матери, которая продолжала лежать в постели. Склонившись над нею, он взял её руку в свою и долго-долго смотрел ей в глаза.

- Не надо, Фриц, - предупредила она сына. – Ты можешь заразиться. Не надо со мной находиться.

- Всё равно мы все обречены умереть! – с жаром воскликнул он. – И я хочу провести своё жалкое время с теми, кто мне ещё нужен. Я последний из нашей семьи и имею на это право.

- Смотри-ка, - слабо улыбнулась мать. Её бил озноб. – Ты уже становишься хозяином дома. И да, ты последний из нас. Меня уже не спасти, и я надеюсь, болезнь не тронет тебя. О, как я боялась за тебя после смерти отца и твоего брата!

- Неужели нет спасения? – спросил Фредерик, взглянув на пасмурное небо.

В ответ ему было лишь мерное капанье дождя по мостовой.

X

С отцом тоже стало твориться что-то неладное. Он боялся всего. Он боялся уснуть и не проснуться. Он стал жутким затворником. Он ничего не ел и ни с кем не говорил. Болезнь его пока не трогала, но за эти пару дней он здорово истощал духовно и физически, и Гретхель становилось страшно, когда он был рядом с ней.

Все эти дни она не отходила от цветка. Он дал ей какую-то духовную пищу. Он возродил её к жизни и сейчас она жила в своём мире грёз.

Невольно Гретхель вспомнился один памятный случай.

Тогда они шли по площади, где сидела какая-то нищенка и просила денег. Тогда она шла вместе со своим отцом. Вдруг отец остановился и указал на нищенку рукой.

- Смотри! Сейчас я сделаю такое, после чего ты некоторое время не будешь видеть эту нищенку на площади.

И он взял один цветок из букета, который нёс матери Гретхель и вручил его этой седой женщине. Она удивлённо взглянула на высокого мужчину из-под капюшона, взяла дрожащими руками цветок, и маленькая Гретхель (она была готова поклясться!) увидела в её глазах слёзы.

Целую неделю нищенки больше не было на площади.

- Чем же она питалась всю эту неделю? – спросила она как-то у своего отца.

- Цветком. Пища для души смогла занять её на целую неделю.

И сейчас Гретхель чувствовала, что эта роза делает с ней тоже самое. Но пришлось от неё оторваться.

У соседей никого не осталось из семьи, кроме старой няни и новорождённого ребёнка. И она ушла к ним на целый день помогать по дому.

Отчаяние и мрак, захватившие умы и сердца всех жителей отступили перед Гретхель, и она жила одним этим цветком, как та самая нищенка из её далёкого детства.

XI

Мать умерла в три часа дня.

Фредерик больше уже ничего и никого не слышал, когда видел, как рабочие-могильщики, отобранные из последних здоровых мужчин, погружают её тело в повозку и увозят куда-то далеко.

Он был страшно бледен в этот день. Никуда не ходил и ни с кем не связывался.

Страшно было пока ещё осознавать даже его юношескому разуму: вроде и был человек, а потом р-раз – и нет его больше.

Смерть покоряла города. Смерть взяла его семью. И он остался один. Один – на целый большой пустой мир.

Именно пустой! И сейчас его взгляд был взглядом дикого зверя. И лишь лёгкая надежда трепеталась в его душе. Но Фредерику казалось, что вместе со смертью матери он похоронил и эту частичку своей души.

XII

Гретхель бежала по грязной улице с какой-то корзинкой. Ей нужно было раздобыть хлеб для своих соседей. И она спешила, окрылённая этим заданием. Душа бешено трепеталась в ней. А она бежала вперёд, мыслями уходя достаточно далёко от действительности. Гретхель снова жила в мире выдуманном, не своём.

А потом она вдруг остановилась. Впереди она увидела неподвижно стоящего юношу. Того самого, что подарил ей цветок.

Но что-то было в нём неестественное. Он был бледен, как сама смерть, а взгляд этих очаровательных чёрных глаз потух. Она невольно остановилась.

Гретхель была в совсем бедной одежде. Её платьице выглядело изрядно потрёпанным, но в этом городе все уже забыли о том, что такое хорошо. Ибо биологические инстинкты и любовь к жизни встали первыми.

Юноша долго не обращал на неё внимания, а потом вдруг увидел.

Несколько секунд они молчали, а потом он произнёс приветливо:

- Фредерик!

Смотря в эти большие чёрные глаза, она невольно пленилась. Что-то странное сейчас творилось с душой бедной Гретхель. Перехватило дыхание, а потом она наконец-то выдавила из себя слово:

- Гретхель!

Фредерик задумчиво кивнул, а потом неожиданно схватил её за руку. Удивлённо взглянули на него глаза Гретхель, но она не стала почему-то вырываться. Сейчас её чувства разошлись с её мыслями.

Пламя вспыхнуло в глазах Фредерика, но тут же погасло, и он тихо произнёс:

- Я один. Совсем один. Моя семья умерла. И всё что осталось, это ты.

Гретхель не могла объяснить, почему у неё по щекам текут слёзы. Но она чувствовала что-то новое, что-то такое, что оттесняло весь мрак вглубь, что заставляло даже на мрачный городок взглянуть по-другому.

И если бы она родилась в другое время, лишённое эпидемий и постоянно шагающий рядом с ней смертью, она бы знала, что это новое и есть та любовь, про которую она знала очень и очень мало.

И мир перевернулся.

XIII

Фредерик стал жить после смерти матери, как во сне. Он больше не возвращался домой, который насквозь был пропитан тошнотворным запахом Смерти. Он спал на крыше, глядя то на беззвёздное небо, или считая многочисленные созвездия, когда было ясно. И думая о той одной, что перевернула ему жизнь и заставила жить.

Он чувствовал, как бешено колотится его сердце. И в какой-то миг ему стала понятна одна странная истина: оказалось, что все песни, все книги, все истории, написанные про любовь, как будто были написаны про него.

Он ощущал тоже, что и ощущает настоящий влюблённый.

Фредерику было совестно. Вместо того, чтобы удариться в горе, как положено самому одинокому человеку, он вдруг обрёл жизнь. И только когда прервётся эта последняя нить, его уже ничто не будет связывать с миром.

Но он верил, что ничего не случится. Он верил, и эта вера воскрешала его. Он сидел на крыше и забыл о страшной эпидемии. Он шёл по улицам города с прежней походкой призрака, но в нём не было страха. Он шёл счастливый. И он знал, что когда-нибудь солнце прорвётся сквозь эти тучи.

Надо только немного подождать.

XIV

Чума, беспощадная и суровая, всех трёх видов, уносила всё новые и новые жизни в небытие. Город опустел. И тогда оставшиеся жители решили объединиться, чтобы уйти отсюда. Если сбежать от чумы, может они и останутся живы?

Оставаться в комнатах, пропитавших страшный запах, они уже не хотели. Они боялись. И тогда, мало-помалу, жители стали уходить из города.

Они уходили один за другим, пока эта волна бегства не охватила весь город. Их уходило всё больше и больше. Старики, которым трудно было уже идти, осиротевшие дети с соседями, маленькие дети, богатые и бедные – все они вереницей кинулись из города искать своей лучшей доли.

За неделю город опустел.

И лишь в одном доме ещё загоралась свеча. Свеча жизни. Изредка вспыхивала она и на окошке другого дома, из которого некому было просто уходить с горожанами.

XV

Остался лишь странный запах смерти. Чума ещё гуляла по городу, но ей было уже некого уносить с собой. И она исчезла вместе с горожанами, настигая их по пятам.

Лишь ветер завывал над покинутым городом.

В тот день, когда уходил последний горожанин, Фредерик пригласил Гретхель на крышу своего дома, посмотреть, какой чудный вид открывается отсюда на звёзды.

Сегодня их было видно.

Они провожали глазами последнего уходящего человека с его повозкой и прекрасно осознавали, что они последние, кто остался в городе. И последние, кто друг к другу привязаны.

- Чему быть, того не миновать, - говорил Фредерик.

Он не мог бежать без Гретхель, без той, с которой обрёл часть потерянной души.

А Гретхель не могла уйти без него и бросить больного отца.

И целый город в один прекрасный день стал принадлежать им.

XVI

На следующий день они вдвоём прогуливались по пустынному городу. Одинокие, и в тоже время нашедшие себя. Они шли, держась за руки. Повсюду на дороге им встречались трупы, но они уже так привыкли к ужасам чумы, что это их несколько не пугало.

Они шли в другую часть города. В их душах была только любовь, и не была страха, ужаса и болезни.

И сейчас они так и продолжали идти, погружаясь в собственный мир мечтаний и фантазий. О, как они были счастливы. И ничто уже не должно их сломить.

Заброшенные дома, пустыми глазницами окон смотрящие им вслед, грязная мостовая, которую уже некому было убирать и опустевшие трактиры.

И лишь две тени шли между этими домами. Они мало говорили. Душа их говорила сама за себя. Они общались одним только взглядом. Мира страха, мира мрака и злых пророчеств больше не стало в их сердцах.

Горе исчезло.

XVII

Гретхель сидела над постелью больного отца. Его била не чума, а лишь страх чумы. Смерть жены так глубоко потрясла его, что он уже не мог прийти в себя.Гретхель поспешно меняла ему мокрую тряпку, которой охлаждало лицо.

Отец угасал. И блеск в его глазах так и не возвращался. Гретхель так и не отходила от своего отца. Она боялась потерять его. Но эта боязнь была всё же не такой, какую испытывала она, когда умирала её мать.

Отца бил жар. Он что-то бредил. И Гретхель не отходила от его постели, полностью заботливая и внимательная.

Она здорово исхудала за это время, и казалось, что от её лица остались лишь глаза, но она не сдавалась. Её мыслями руководило лишь состояние отца. И она вмиг стала верной при нём сиделкой, боясь отойти на шаг. Её папа и Фредерик – это всё, что осталось от этого мира. Всё, что её удерживало на этом свете. И ей было за что бороться!

В этот день она сидела рядом с отцом, а у окна стоял Фредерик. Все три жителя покинутого города остались здесь, в этой маленькой тесной комнатушке, одинаково деля между собой все тяготы и переживания.

Гретхель снова намочила тряпку и протёрла лицо своему отцу, который буквально истекал потом. Она мысленно спрашивала себя, когда же всё наладится, когда же всё придёт в себя.

А потом случилось нечто невероятное!

XVIII

Фредерик, грустно задумчивый сидел у окна и смотрел на опустевшие дома, уходящие вдаль. Его взгляд пробегался по их балкам, по кирпично-красным крышам. Он погрузился в сон. Сон с открытыми глазами. Уставился куда-то в одну точку и ушёл.

Как вдруг…

Что-то прорезалось сквозь тучу, и он почувствовал боковым зрением, как становится ярко, а плечо начало припекать. Когда он обернулся, то не выдержал и чихнул от столь яркого света, свидетелем которого он был.

Солнце! Солнце осветило улицы, весь город.

Оно попало в их маленькую комнатушку, и в сердце промелькнула новая искра. Огромный порыв радости сразу охватил и его, и Гретхель. Когда Фредерик обернулся, он увидел, что она снова улыбается.

Солнечные лучи проникли в помещение, осветили кровать с больным отцом.

- Всё кончено! – радостно произнёс Фредерик. – «Чёрная смерть» кончилась!

И страшная радость разом охватила их сердца. Испытания кончились…

XIX

Едва показалось солнце и рассеялись тучи, Гретхель с радостью стала замечать, что отцу становилось лучше. Жар прошёл, и он шёл на поправку. В глазах появлялся прежний неумолимый блеск. И кризис его болезни миновал.

Гретхель со своим исхудалым лицом наконец-то тоже могла забыть про все болезни и переживания. Про все свои нервы. Отец, это последнее её родное существо, оставался с ней.

Дышать становилось легче.

XX

Фредерик повёл её к какой-то странной улице, что была тут же, среди трущоб. Он вёл Гретхель неумолимо, словно там было что-то важное, что-то такое, что могло поразить в сердце, как солнце, которое наконец-то осветило их опустошённый городок. Да, город, принадлежащий именно им двоим.

Когда она хотела проскочить мимо, Фредерик остановил её, схватив за руку, и показал куда-то в сторону.

Гретхель увидела.

Возле стены покинутого дома росла большая роза. Она сейчас цвела новыми силами и Гретхель поняла, откуда ей достался тот самый цветок, который и перевернул ей мир. Большие лепестки ярко-алых сочных цветов, которые ещё и отливали на солнце, просто захватили её.

А потом Фредерик не спеша подвёл её прямо к этой розе.

Он помнил, что в этом городе не было больше ничего живого. Мёртвые дома, мёртвые деревья и никакой растительности. И лишь одна роза, не испугавшись этой страшной обстановки, продолжала ещё цвести. Она не боялась, она не сдавалась, а просто жила своей жизнью. И ничто её не ломало.

Последняя роза в этом городке. То четвёртое живое существо, которое осталось здесь, до самого конца.

Гретхель подошла к розе и вдохнула с удовольствием её чарующий аромат. Теперь всё меняется. И они с Фредериком чувствовали, стоя у розы, что наступает ветер перемен. И что горе их миновало. Они нежно провели руками по одному из цветков, и их ладони снова встретились.

Их било тепло. Оно исходило от их обеих ладоней.

А потом Фредерик взглянул на эту девушку как-то совсем нежно, и Гретхель не сразу поняла, что значит этот взгляд, а потом он притянул её к себе и поцеловал.

Когда жители города стали возвращаться назад после страшной эпидемии, они были нимало удивлены, когда увидели держащуюся за руки пару, которая осталась в зачумлённом городе. Любовь, которая не боится даже смерти.

18 июля

[Nibelung111]

ВЕЛИКОЛЕПНО!!! Бесподобное произведение!

[Генерал]

@Nibelung111

Оу, даже не думала, что кто-то ещё это читает) Спасибо, один из моих любимых рассказов, навеянный какой-то средневековой легендой)

[Nibelung111]

Тебе спасибо! Таких шедевров - да побольше бы...

[Генерал]

@Nibelung111

Мои шедевры ещё впереди с годами Это пока так, разминка))